Славомир Схуты. Герой нашего времени (Zwal)

• Перевод с польского Л. Цывьяна
• СПб: Амфора, 2006
• Переплет, 256 с.
• ISBN 5-367-00180-7, 83-7414-045-3
• Тираж: 5000 экз.

Еще на заре своей творческой карьеры литературный бунтарь Генри Миллер решился написать роман о двенадцати маленьких человечках, мелких служащих большой корпорации. Каждый из них, согласно его замыслу, обречен был пережить невротическое столкновение с индустриальным левиафаном и трагически погибнуть. Но роман не получился. Конфликт был слишком личным для автора, а потому не поддавался облачению в традиционную форму. Искусство умирает с пробуждением человека, ибо по природе своей оно компромиссно и примиряет нас с действительностью.

Возьмем обратный случай. Когда человек решительно всем доволен и умиротворен. Когда для бунта нет никакого повода. Именно тогда процветает то, что Верлен в свое время презрительно назвал «литературой». Расцвет «литературы» отнюдь не означает, что она игнорирует насущные проблемы или высасывает из пальца несуществующие конфликты. Напротив, «литература» бросает все свои силы на освоение актуальных вопросов современности. Но дело в том, что, живописуя социальную проблему, «литература» в тоже время предательски упаковывает ее в привлекательную форму, которая доставляет читателю или зрителю эстетическое удовольствие. Содержание больше не вызывает у него возмущения и лишь приятно щекочет нервы. И непримиримый социальный конфликт, например, вызов «обществу потребления и спектакля», сам окажется предметом потребления. Причем модным и обязательным. Почти неотъемлемым номером дорогого и супер-яркого шоу. Подобного рода искусство напоминает хорошо пошитые футболки и свитера с физиономией Че Гевары, за которые продвинутая молодежь готова выкладывать деньги. Точно так же зрители валом валят в кинотеатры, принося прокатчикам невероятные прибыли, чтобы посмотреть «революционные» фильмы вроде «Бойцовского клуба» или «Матрицы». Они платят за художественный профессионализм, за качественную актерскую игру, за спецэффекты, словом, за сложный механизм компенсации, делающий доступным и безопасным притягательно-пугающее. Здесь потенциальный бунт прогнозируется и направляется в мирное русло.

В России книжный рынок по мере успешного построения общества спектакля, в котором гламур становится официальной идеологией, быстро наполняется бунтарской, революционной «литературой», как отечественной, так и переводной. Герои книг Ч. Паланика, С. Хоума, М. Уэльбека, Ф. Бегбедера, Ж. Жубера, В. Депант, Д. Коупленда — авторов можно перечислять до бесконечности — сопротивляются репрессивной культуре, что находит выражение либо в открытом вызове существующим порядкам, либо в прорывающейся невротической реакции. Культура, как правило, предстает в образе могущественной корпорации, а персонаж оказывается каким-нибудь рядовым служащим. Модель всегда одна и та же. Равно как и внутренняя логика самого невротического конфликта: человек тяготится репрессивной системой, но отказаться от нее не может, ибо система защищает его и поддерживает его жизнь.

Эта модель заворачивается в удобную, апробированную, узнаваемую литературную упаковку как конфетка в подходящий по размеру фантик. Автор непременно должен быть профессионалом, честным ремесленником, эпигоном и уметь воспроизводить готовые литературные модели. Радикальное новаторство, взрыв формы, разрушение традиционных конвенций чревато коммерческой неудачей и не поощряется на книжном рынке.

Аннотация издателя уведомляет нас, что роман польского автора Славомира Схуты «Герой нашего времени» — это «взрыв, литературный эксперимент, принесший писателю известность и моментально ставший культовым».

Прежде всего, заметим, что литературные эксперименты в очень редких случаях приносят успех и уж тем более редко делают их авторов культовыми. Среднему читателю — а именно он все решает в либеральном пространстве культуры — становится, как правило, скучно от экспериментов, от нового языка, который он не в силах понять. Ему нужно что-то более привычное и не слишком оригинальное. Например, романы Бориса Акунина или Дэна Брауна. Это, в самом деле, культовые книги, но даже самым упрямым рекламным фантазером не придет в голову назвать их «экспериментальными».

Но возможно роман Славомира Схуты — приятное исключение?

Что ж. Все по порядку.

Сюжет вполне узнаваем. Ничего экспериментального в нем нет. Молодой человек Мирек работает мелким клерком в частном банке. Чем больше он работает, тем больше понимает, что рутинная служба оглупляет и превращает его в шестеренку огромной финансовой системы. «Герой» не верит в ее идеологию, которая оживает в фигуре его начальницы Баси. Тем не менее, Мирек не может бросить якобы престижное место работы и вынужден, скрывая все нарастающее невротическое раздражение, играть по чужим правилам. Жан Бодрияр и Ги Дебор подмигивают нам чуть ли не с каждой страницы романа Славомира Схуты, где «обществу потребления» и «обществу спектакля» бросается фрейдистски выверенный вызов. Так называемая либеральная демократия в представлении героя Схуты хуже любой тоталитарной системы, ибо власть не противопоставляет себя тиранически человеку, а захватывает посредством пропаганды и рекламы сами основания его сознания.

Впрочем, герой сопротивляется. Он внутренне дистанцируется от роли услужливого клерка, от собственных лживых слов, улыбок, поступков и сохраняет внутреннюю тождественность, напоминая циничных, проникнутых злобной волей и единых со своими идеалами героев Л.-Ф. Селина.

Главы (их название соответствует дням недели), рассказывающие о буднях, о реальном мире, о территории власти, написаны в традиционной повествовательной манере, которую польскому автору удается разнообразить селиновской напористой интонацией, кроме того, ритмизированной инвентаризацией предметов и действий, придающей тексту динамизм, и стилизацией рекламных буклетов и языка интернетовских чатов.

В выходные «герой нашего времени», дезертир общества потребления проводит в эротико-наркотическом дурмане. Поэтика этих глав несколько механистически противостоит поэтике глав будней. Здесь Схуты погружает нас в поток сюрреалистических метафор и коллажей, отчасти следуя традиции У. Берроуза. Он противопоставляет языку реальности язык удовольствия, где слова и образы соединяются друг с другом произвольно, а не  как им предписывает рассудок. Это язык свободы, язык реализации бессознательных влечений.

И все-таки реальность настигает беглеца, делает неизбежным его пробуждение, и единственным способом избавления оказывается самоубийство.

Роман, в самом деле, заключает в себе все элементы текста, обреченного стать культовым: литературный профессионализм в виде готовых литературных приемов и модную идею, сложившуюся из готовых концепций современного общества. Но к литературным экспериментам он отношения не имеет. Прочтите роман. Это модно. И поучительно. О неудачнике нам расскажет писатель удачливый во всех отношениях. Тут есть над чем задуматься…