Чак Паланик. Беглецы и бродяги (Fugitives and Refugees)

• Перевод с английского Т. Ю. Покидаевой
• АСТ, 2006
• Твердый переплет, 252 с.
• ISBN 5-17-0037539-5
• Тираж: 20 000 экз.

Постмодерн мертв… Да здравствует постмодерн?

Вопреки ожиданиям, создатель «Бойцовского клуба» выбрал новый жанр. Жанр, в равной степени чуждый и романистике, и киносценариям. Альтернативный путеводитель. Время: конец восьмидесятых — начало девяностых. Место: Портленд, штат Орегон. Герой: город и… сам автор.

«Беглецы и бродяги» — текст, знакомящий читателя и со становлением самого Паланика, и со своеобразием того, что принято называть «местным колоритом».

Однако Паланик не был бы Палаником, напиши он банальное руководство по осмотру и посещению местных достопримечательностей. Слишком буржуазно, слишком по-истеблишментски (и не важно, каков порядок гонорарных сумм Чака, — мы верим и знаем, что он по-прежнему останется верен своему безумию и не предаст читателя, продавшись за каких-то лишних полмиллиона).

Трансвеститы и призраки, биеннале «Апокалипсиса» — сквот-сейшена в загаженном, вонючем, декорированном кусками манекенов бывшем ангаре для ремонта автобусов и магазины «всякой всячины», стрип- и свинг-шоу, международная конференция/фестиваль садомазохистов — таков Портленд Чака Паланика, который он знает и любит.

Описания Нынешнего перемежаются «Открытками из Прошлого» — воспоминания Чака о самом себе, о том, как создавался и становился «Бойцовский клуб».

Вернее, где. Всякий, кто прочел «Беглецов и бродяг», понимает: только здесь, и нигде более, мог появиться замысел. Именно эти ударницы эротического труда, эти отели с привидениями, эти герои трансвеститских шоу могли привести к полному и окончательному внутреннему освобождению автора и… читателя.

Паланика можно сравнивать с Берроузом, Керуаком или даже с Тимоти Лири. В сущности, моды и идеи шестидесятых и девяностых так же похожи друг на друга, как стили начала нового тысячелетия и семидесятых-восьмидесятых годов позапрошлого века. Одежды, прически, музыкальные стили и даже то, что принято называть «идеологией» (или отсутствием таковой), нередко повторяется с точностью до мельчайших деталей.

Насколько пафос американских шестидесятых-девяностых с их «занимайтесь любовью, а не войной», с их «оттепелью» на фоне жесточайшего политического кризиса и Великой Психоделической Революцией был, несмотря на провозглашение безграничной индивидуальной свободы (зачастую в ущерб обществу), в сущности, социальным — настолько же присущий семидесятым-восьмидесятым-миллениуму культ «сильной личности», насилия (в том числе и социального — как формы государственного или корпоративного принуждения), эстетизация боевиков и просто боевых искусств оказались, в сущности, противообщественными. Ибо если в первом случае нам предлагают (пусть и утопически) некие Великие Земляничные Поляны, то во втором — тотальную «Стрельбу по живым мишеням», где, при отсутствии «левых» и «правых», каждый участник процесса — в лучшем случае «Игрушка» или «Высокий блондин в черном ботинке», не ведающий, что самой своей нелепостью бросает вызов Системе.

Но Паланик, как всякий настоящий художник, гораздо выше любой системы или «Системы». Рискну предположить, что любое подлинное творчество асоциально по определению, поскольку являет собой самый антиобщественный процесс, своего рода открытую мастурбацию.

Вы можете представить себе коллективное творчество? Успешный художественный проект, ориентированный на «социальный заказ»? Политически ангажированный шедевр?

Я — нет. Мои герои — «проклятые поэты», ганнибалы-лекторы, франсуа вийоны и салманы рушди всех мастей, «беглецы и бродяги».

Постмодернизм, как и рок-н-ролл, мертв, но было бы наивно полагать, будто он мирно скончался в постели в окружении доброжелательных критиков и многочисленных (или не очень) потомков.

Постмодернизм, в отличие от рок-н-ролла, оказался мертворожденным проектом: концептуально «Бойцовский клуб» представляется мне гораздо интереснее того же Фуко или Дерриды. Хотя бы потому, что с изяществом парадокса сводит воедино эстетику шестидесятых-девяностых и семидесятых-миллениума.