Михаил Угаров. ОБЛОМ OFF

• Серия: «Иной формат»
• Составитель: И. Халатова
• Эксмо, 2006
• Твердый переплет, 416 с., ил.
• ISBN 5-699-15643-7
• Тираж: 2100 экз.

UGAROFF

Сборник, включающий пьесы и повесть Михаила Угарова, московского писателя архангельского происхождения, есть событие если и не знаменательное, то по меньшей мере интересное. Во всяком случае, не безделица какая-нибудь. Шутка ли: выпускник литинститута им. Горького, худрук фестиваля молодой драматургии («Любимовка») и Театра.doc, что в первопрестольно-белокаменной, член жюри Всероссийского конкурса драматургии «Действующие лица», лауреат фестиваля «Новая драма» (2002), Национальной театральной премии «Золотая маска» (2003), обладатель премии Московского отделения СТД РФ «Гвоздь сезона» (2003), победитель конкурса МХТ им. Чехова и Министерства культуры РФ, лауреат телевизионной премии ТЭФИ за сериал «Петербургские тайны» (1996) и премии журнала «Дружба народов»…

При всем моем ироничном отношении к титулам и чинам могу сказать, что сам Угаров внушает уважение — по меньшей мере, талантом. Не буду подробно останавливаться на содержательной стороне пьес, включенных в сборник, оставлю за скобками и экзистенциальную горечь пошлого адюльтера («Оборванец»), и историю тихого безумства и ворошения скелетов в шкафу «коллективного бессознательного» провинциального семейства («Правописание по Гроту»), и клинический случай человечности («Газета „Русский Инвалидъ“ за 18 июля»), и ужас метафизики коммунальной квартирки («Кухня ведьм»), и гомофильный подтекст самозванства Смутного времени, а также сложные взаимоотношения Творца, творца и твари («Голуби») и вопрос Судьбы и героики в российской культуре первой половине двадцатого века («Зеленые щеки апреля»)… Пусть читатель, если у него возникнет желание ознакомиться с творчеством сего одаренного автора, сам выискивает рекомендованное издание по книжным лавкам да модным магазинам.

Я же остановлюсь лишь на двух вещах, украсивших сборник. Первая — собственно пьеса, подарившая название всему собранию произведений, вторая — повесть «Разбор вещей». Та самая, что была премирована в 1996 году журналом «Дружба народов».

Увидев название сборника и пьесы (первоначально — «Смерть Ивана Ильича»), невольно задаешься вопросом: но отчего же это off? К чему пошлая фанаберия компьютерной фамильярности?

И лишь позднее понимаешь: off являет нам здесь суровую, беспощадную противуположность on. Жестокая, неумолимая длань рока, сбирающая цветы жизней — иные преждевременно, иные — слишком запоздало. Угаров — мастер полутонов, недосказанности, полунамека, таящих в себе многочисленность чудесных смысловых открытий, которыми будет вознагражден всякий, кто раскроет его труды. Параллели с текстом Гончарова (вплоть до цитирования в авторских ремарках) также получают неожиданное развитие. Угаровский (как и гончаровский) персонаж болен, но болезнь эта — редкость для нашей постиндустриальной эпохи (где, кажется, потребность социума в человеке определяется единственно лишь той функцией, что принимает на себя личность). И называется она, эта заразная, к счастью, болезнь — «тотус», сиречь — «целостность».

Если большинство представленных в сборнике пьес обращаются к эстетике девятнадцатого века, то «Разбор вещей» — кафкианский вариант довлатовского «Чемодана», исполненный эстетики советской. Разбирая вещи, оставшиеся после некоей безвестно умершей Анюты, персонаж оказывается участником абсурдистских, но в то же время — щемяще-трогательных переживаний. В конце концов воображаемое и действительное меняются местами и происходит вакханалия Случая.

Замечу, что герои Угарова всегда и безнадежно одиноки. Несмотря на то, что драмы их имеют обыкновение разыгрываться в самой что ни на есть провинциальной обстановке. Как это свойственно творчеству Угарова, его трагизм, его пафос немногословны и незаметны. Они проявляются деталью, какой-нибудь безделицей, пустяком, обретающими, однако же, необыкновенную значимость и глубину. Таков интерьер дома в «Русском инвалиде». Таков многоуважаемый шкаф на коммунальной кухне. Такова старая фотография и воображаемые письма, которые пишут друг другу персонажи «Разбора вещей».

Налицо возвращение к традиции, к истокам русской словесности в лучших ее проявлениях, переосмысленных новым тысячелетием. И нам остается лишь уповать на то, что век грядущий окажется человечнее века минувшего, а новый слог — не хуже старого. Впрочем, в последнем, кажется, можно не сомневаться, коль скоро имеются писатели, подобные Угарову.