Золотая середина

Золотая середина

В 1995 году мне было 19 лет и я, без дураков, считала себя представителем золотой молодежи. Удельный вес распределялся пропорционально: молодость говорила сама за себя и составляла 50% от суммы, вторая же половина золотого запаса была представлена опытом жизни за границей, неистовым увлечением всеми сразу видами искусства, восприимчивостью ко всему новому и неизбывным желанием быть «не такой, как все». К тому времени я уже не раз держала в руках журналы The Face и Wallpaper, восхищалась каталогами Diesel и регулярно смотрела финское телевидение. В 1995 году вышел первый номер московского журнала «Матадор», на душе сразу стало хорошо, и жизнь заиграла яркими красками, такими, которые использовались в печати типографией. Кстати, в это же время в Германии выходил, и до сих пор издается, журнал с аналогичным названием и голыми женщинами на обложках.

В приветственном слове первый матадоровский главред Константин Эрнст не делал броских заявлений и не провозглашал революцию. Речь шла о стремлении к достойному профессиональному уровню, интересе к людям и изменениях во времени. За словом шло дело, из 196-ти страниц не было ни одной бестолковой. Реклама — и та была для того времени настолько шикарной (на первом развороте сияла красотка Versace), что слюни текли рекой, хотелось всего и сразу, все прописные журнальные истины казались откровениями, все лица на фотографиях — иконами, все тексты — образцами. С одних страниц на читателя смотрели смешные люди в скафандрах и нелепых костюмах с целлофановыми пакетами в руках, смешные тети в купальниках и форме метрополитена, и нам пояснялось, что это НЕ «Матадор». С других — улыбались Жанна Агузарова и Сергей Шолохов, Филипп Старк и Оливер Стоун, Стефано Дольче и Доменико Габанна. Красавец Владимир Калиничев задирал ноги в костюмах от Владимира Бухинника, но нигде не было написано, что это Калиничев. Я-то знала, конечно, как знали все мальчики и девочки, ходившие в петербургскую Новую Академию к Тимуру Новикову, дружившие с моделями из Modus Vivendi, тусовавшиеся в «Грибоедове» и посещавшие «Птюч» во время уик-эндов в Москве, скупающие всякую фигню на барахолках, не имевшие ни гроша за душой и миллионы в самой душе. Это была наша жизнь. Жизнь бедных студентов, жаждущих красивых картинок, алчущих иллюзорности и мнящих себя гениями. Подобно Эллочке Щукиной, мы ревниво рассматривали изображения Лайзы Марии Пресли и Кристен Макменами, мысленно примеряли на себя наряды от голландских дизайнеров и мысленно же танцевали в лондонском Ministry of Sound.

В общем, картинки — загляденье, плюс ИНФОРМАЦИЯ. Она мощным потоком лилась в подготовленные умы и задерживалась там надолго. Мы все, разумеется, читали Пелевина и слушали Бьорк. Александр  Ф. Скляр размышлял о жизни, Маша Гессен сражалась на политических баррикадах и жалела Алину Витухновскую, Пьер Доз писал о моде, Илья Фальковский прибегал к нецензурной лексике, еще десяток других в большей или меньшей степени прекрасных авторов писали обо всем остальном. Читать хотелось до одури, потому что не было тогда интернета, мало у кого было кабельное телевидение, пресса уже начинала интенсивно желтеть, а «Матадору» верили безоглядно.

Между вычурным «Птючем» и педерастически-гламурным «ОМом», «Матадор» занимал исключительно выгодную позицию «золотой середины». Безумные фотопроекты с псевдоубиенной Амалией (тогда еще Мордвиновой) уравновешивались рекламными полосами московских бутиков, интервью с Моникой Левински соседствовало с допросом Жоэля Шапрона. Мы знали в лицо лучших поваров и лучших галеристов, звезды делились с нами секретами своих снов и первых любовей, все было так умно, так стильно, так забавно. В нем было все...

Так продолжалось пять счастливых лет. Почему «Матадор» умер, выяснять не стоит. Вполне достаточно, что такой журнал был. Кому надо — запомнили его, и это одно из замечательных воспоминаний юности. Мы были смешными и серьезными, романтичными и циничными, мы проклинали и любили свою страну, и «Матадор» убеждал нас в том, что именно так все и должно быть. Убив жирного быка совдеповской цензуры и косности, он скромно опустил мулету и исчез в темных коридорах.