Подборка цитат к литературному скандалу

Юзер levental (Вадим Левенталь) в Живом Журнале о своей статье «Право на хамство»

Эту статью, написанную для (........), не взял редактор, потому что «Кушнер не графоман». В другом издании ее не взяли, потому что «Топоров не хам».

Юзер dkuzmin (Дмитрий Кузьмин) в Живом Журнале в комментарии на статью Левенталя

Прекрасный образец интеллигентского мировосприятия: наблюдая, как по городу ездит цистерна с жидким дерьмом, из которой золотарь лопатами плещет направо и налево, — восклицать: «Ах, как у него это задорно выходит! Ах, как это оживляет и разнообразит городскую жизнь!»

Юзер poor_ju (Юлия Беломлинская) в Живом Журнале после прочтения статьи Топорова в одном из бумажных изданий, написанной им после прочтения дискуссии в интернете о его статье о... Все о том же самом.

Ура-ура — мы все пополняем славные ряды поэтов прошлых советских лет, то есть людей, над которыми можно глумиться в официальной прессе безнаказанно и зная, что они не имеют возможности в той же прессе ответить.

Юзер arsmir (Арсен Мирзаев, один из составителей новой антологии) в Живом Журнале

Ситуация, сложившаяся после выхода книги, возможно, в большей степени тяжела и неприятна именно для меня, поскольку до сих пор мне задают вопросы о том, как я мог допустить присутствие в антологии текста Топорова, не понимая (хотя я и это не раз уже объяснял), что я и согласился на составление этого сборника только после того, как мне сказали, что если я откажусь, то книги не будет вообще — ее просто похоронят.

Дмитрий Голынко на сайте trans-lit. info

В чем Топоров прав — питерская поэзия (как поле эстетического поиска) занимается сегодня не производством новых текстов и смыслов, а воспроизводством андеграундного стиля поведения. Словом, одна паленая водка из пластиковых стаканчиков в дешевых шалманах или, после подорожания, в грязных двориках, шмоняемых ментами.

Сергей Князев

Одна из отличительных черт гения, заметил как-то Акутагава, — способность устраивать скандалы. Максима столь же эффектная, сколь уязвимая. Легко ее оспорить. Однако есть в истории нашей словесности персонаж, подтверждающий эту формулу абсолютно. Я имею в виду Василия Розанова, чемпиона своего времени по скандалам. Сегодня этот титул принадлежит Виктору Топорову.

Юзер iscander-bey (Александр Басов) о статье Топорова о питерской поэзии

Есть только одна закавыка, сводящая героизм топоровского поступка — «рубанул правду матку, как Родя старушку» — на нет. Кто убил поэзию? Выступлю в роли Порфирия. — Вы и убили, Топоров, вы, больше некому! Объявил Топоров поэтов нежитями, несуществующими субъектами, номинами, опираясь на несокрушимый аргумент: не может существовать поэт, если нет ПОЭЗИИ, как среды, как процесса, как формы человеческой деятельности, востребованной читателем... Позволю себе продолжить: не может существовать поэтической критики вне существования субъектов этой критики — поэтов, не говоря уже об объекте — ПОЭЗИИ. Нет критики, нет и критика. Нет поэта, значит, критика нет в квадрате. Так что либо Топоров сознательно умолчал (а с этого надо было начать для очистки совести) о собственном небытии, и тогда его полемический пафос гроша ломаного не стоит, либо сам не понял, чего брякнул, и тогда как честный человек обязан застрелиться a las monsieur Кириллов.

Максим Антонович — Достоевскому

Помните ли, как вы разломали стул, разбили вдребезги чайную чашку, стоявшую на вашем столе, съели ваш ночной колпак, и в ярости колотя, что есть силы, обоими кулаками и лбом в стену, вы испустили ту «желтую жидкость» <...> и поклялись с пеной у рта написать такую статью, такую ругательную статью, что стоял мир и будет стоять — а такой статьи еще не бывало до сих пор ни на земле, ни в литературе! И таким образом явилась ваша статья: «Господин Щедрин, или Раскол в нигилистах».

Достоевский об Антоновиче

Цель эта достигается <...> личными ругательствами, но совершенно уж прямыми и по преимуществу такими, каких еще не бывало в русской печати («плюнуть на вас», «дуракова плешь» и проч.). Лично же против меня употреблено столько сплетен, что отвечать на это мне нет уже никакой возможности <...> Он прямо, лично, упорно обращается в своей статье ко мне и несколько раз называет меня по имени, говорит: «вы... вы, Федор Достоевский»...

Ф. М. Достоевский («Господин Щедрин, или Раскол в нигилистах»)

... Нам теперь надо — шавку, шавку, лающую и кусающуюся. Надеюсь, вы понимаете, господа, что я употребляю слово шавка в самом благороднейшем, в самом высшем литературном значении. <…> Важна тут, собственно, не шавка, а шавочные свойства ее. Мы только цыкнем: «усь-усь!», и приобретенная нами шавка должна бросать всё, срываться с места, лететь, впиваться, в кого ей укажут, и теребить до тех пор, пока ей не крикнут: «ici!» <...> Мне кажется, что г-н Щедродаров, известный наш юморист и сатирик, если б его пригласить в состав редакции, мог бы в этом духе успешно служить нам постоянным сотрудником.

В. В. Розанов

Что я все нападаю на Венгерова <...> Труды его почтенны. А что он всю жизнь работает над Пушкиным, то это даже трогательно. В личном обращении (раз) почти приятное впечатление. Но как взгляну на живот — уже пишу (мысленно) огненную статью. <...> Почему я не люблю Венгерова? Странно сказать: оттого, что толст и черен (как брюхатый таракан).

А. И. Воейков

Вот Плутов <вар.: Вот и Греч > —
нахал в натуре,
Из чужих лоскутьев сшит.
Он — цыган в литературе,
А в торговле книжной — жид.
Вспоминая о прошедшем,
Я дивился лишь тому,
Что зачем он в сумасшедшем,
Не в смирительном дому?

А. С. Пушкин

Воля ваша, я останавливаюсь, смотрю и слушаю до конца и аплодирую тому, кто сбил своего противника. Если б я сам был автор, то почел бы за малодушие не отвечать на нападение — какого бы оно роду ни было. Что за аристократическая гордость позволять всякому уличному шалуну метать в тебя грязью!

А. С. Пушкин

Иная брань конечно неприличность,
Нельзя писать: Такой-то де старик,
Козел в очках, плюгавый клеветник,
И зол, и подл: всё это будет личность.
Но можете печатать, например,
Что господин парнасский старовер,
(В своих статьях), бессмыслицы оратор,
Отменно вял, отменно скучноват,
Тяжеловат и даже глуповат;
Тут не лицо, а только литератор.