Рецензии

«Имущество» — это графический роман о возвращении — как себе чего-то, так и себя к чему-то. Регина — пожилая дама, недавно потерявшая сына, — и ее внучка Мика едут из Тель-Авива в Варшаву, чтобы вернуть квартиру, принадлежавшую отцу Регины, который вместе с семьей вынужден был эмигрировать из Польши в начале Второй мировой. Подобные имущественные вопросы не были такой уж большой редкостью: многие евреи, в спешке покидавшие Варшаву в начале оккупации, бросали свои дома, а по окончании войны пытались вернуть принадлежавшую им когда-то недвижимость.
0
2
0
6614
Роман почти-классика современной испанской литературы Антонио Муньоса Молины шел к нам непростительно долго — написанный аж в 1987 году, он впервые переведен на русский только сейчас. Действие происходит преимущественно ночью и в сумерках, все герои пьют виски, курят сигары, слушают пластинки, откровенничают хриплыми голосами про загадочных дам и качают мудрыми головами.
0
1
0
8890
Третий, новый, роман Гузель Яхиной близок по накалу страстей к дебютному — «Зулейха открывает глаза», а обращением автора к теме детства в юной советской стране — скорее, ко второму — «Дети мои». Но несмотря на это, в «Эшелоне на Самарканд» — новый виток переживаний, новое путешествие во времени и пространстве, «новая история» — как говорит начальник этого эшелона Деев.
0
0
0
9638
«Ты никогда не ставишь задачу так: а вот сейчас я поеду к себе», — говорит поэтесса и феминистка Оксана Васякина в интервью. Тогда как именно в это метафорическое путешествие — с прахом умершей от рака матери в рюкзаке — отправляется героиня ее первого, прозаического, романа «Рана».
0
2
0
12906
Конечно, завязка «Бога тревоги» кажется клишированной, но, во-первых, автор (как и его рассказчик) это прекрасно осознает и над собственной же нарочитой неоригинальностью острит в духе модной нынче постиронии; а во-вторых, емко сформулированная идея книги — логлайн — не расскажет о «Боге тревоги» главного: это чертовски смешная книга.
0
3
0
10626
Начало XIX века. Студент-медик путешествует из Дерпта в Петербург по какому-то секретному и безотлагательному делу. Одна пересадка сменяет другую, дорога уводит от Императорского тракта в глухие леса, где крестьяне не знают цивилизации. Здесь путают с истиной бабкины сказки, а корнем любой болезни считается колдовство. Чтобы выбраться из этой глуши, молодому студенту приходится помогать местным жителям, притворяясь колдуном, нести свет знания в захолустье.
0
1
0
6722
Действие «Двора» и «Неономикона» разворачивается в Америке начала XXI века, в условные «наши дни», но многое здесь осталось неизменным с 1920-х, со времен президента Кулиджа. Альдо Сакс, агент ФБР под прикрытием, расист, женоненавистник и гений, расследует серию зверских убийств — очередная зацепка приводит его в рок-клуб «Зотика» в Ред-Хуке, откуда по Нью-Йорку расползается новый таинственный наркотик, раз и навсегда меняющий у жертв восприятие реальности.
0
1
1
7274
«Тоннель» ветвится, как сложная система подземных коммуникаций. Поток сознания, в который нас приглашают войти, полон нечистот. Смешное и жуткое разбросано по страницам щедро и в примерно равной пропорции. Многие образы и полные ненависти слова напоминают нам, что мы находимся в сыром, опасном, пугающем и грозящем в любой миг обвалиться тоннеле, который ведет вглубь, в самое сердце тьмы.
0
2
0
9414
Но главный герой здесь — отставной штабс-капитан Григорий Мосцепанов, личность цельная и любопытная. Его деловитость и напор чувствуются с первых строк я романа. Упоминаемый в письмах и докладах и сам пишущий жалобы и письма любимой женщине, он проходит все предназначенные ему испытания, издавна придуманные для балаганного Петрушки: и споры с начальством, и лечение, и сцены с невестами, противостояние полицейскому и самой смерти.
0
1
0
7874
Репина — мудрый и оттого бесконечно печальный автор, и фальшивых нот брать не умеет. Она играет тонко и красиво, она говорит только то, что хочет сказать и ни словом больше — и тем не менее (а может быть, именно потому) ее маленький лаконичный роман вмещает в себя гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Человек-то и познает себя только через любовь или через искусство — вернее, через эти занятия он общается с жизнью, он общается, если хотите, с Богом.
0
1
0
6242
Кейт Элизабет Расселл создавала роман восемнадцать лет, и, как и у героев текста, интерес к теме подхлестнуло раннее прочтение «Лолиты» Владимира Набокова — она действительно задумывала книгу как историю любви, но с осознанием природы подобных отношений Расселл выбрала директивную установку: роман как иллюстрация механизмов насильственных отношений, где главным рычагом выступает власть. При этом Ванесса — такой же ненадежный рассказчик, как и Гумберт Гумберт, она до последнего романтизирует отношения, приведшие ее к затяжному ПТСР и очевидной депрессии.
0
1
0
13518
Игнорируя точку как ограничительный знак, Эваристо наделяет свою прозу пластичностью и внутренней свободой, что перекликается с главным мотивом — преодолением межличностных границ, призывом избавиться от расовых предрассудков, гендерных стереотипов, шовинизма, мизогинии и прочих видов насилия. Однако желаемого единства нет даже среди двенадцати героинь-рассказчиц, казалось бы, связанных коллективным опытом угнетения — как раз в этом конфликте мировоззрений и проявляется болезненный нерв полифонической истории, поиск сплоченности.
0
1
0
4986
Действительно, книга производит впечатление арт-проекта, эксперимента, который вышел далеко за рамки любых принятых в комикс-индустрии форматов. Визуальные образы уверенно теснят нарратив, традиционная драматургия приносится в жертву выразительности рисунка — особенно это бросается в глаза в главе «Пятнадцать портретов Страдания».
0
0
0
5826
«Мы совершенно не в себе» Карен Джой Фаулер — проникновенная история о том, как нас определяет детство, и о том, что никогда не поздно залечить былую травму. Но для этого придется набраться храбрости и заглянуть прошлому в лицо, а на лице этом будет звериный оскал. Или лучше сказать — человеческий?
0
0
0
5814
Издательская аннотация не обманывает: дебютный роман Веры Богдановой — в большей степени роман о травме и о ее последствиях, чем рефлексия о мире наступающего киберпанка. Точнее, с антуражем в книге все в порядке: российские дети с начальной школы учат китайский, вместо Пушкина герой цитирует Ло Гуаньчжуна, а с технологической антиутопией борются идеалисты из группировки «Контрас», призывающие к восстанию против репрессивного контроля.
0
0
1
8226
Деревушка Кастелау в Баварских Альпах — самое безопасное место в Германии в конце войны. Укрыться в нем от американских бомбардировок мечтает каждый, и для бегства сгодится любой предлог — например, съемки, которые никогда не закончатся. И хорошо, если не закончатся. Ведь скоро власть в Германии перейдет в руки других людей, которые вряд ли придут в восторг от кинолент, прославляющих борьбу немецкого народа с иноземными захватчиками. А какие фильмы еще прикажете снимать в Третьем рейхе?
0
0
0
6066
Лэнг выстраивает собственную гипотезу относительно писательского алкоголизма — выстраивает остроумно, через метафору плавания и воды. В самом деле: тут и попытка защититься от тревоги — будто в материнской утробе, и соединиться с самим собой, и балансировать — и обратное желание, желание утонуть. Утопиться в стакане. Недаром в «Эхе» так много описаний ручьев, озер, рек, морей, океана. Это очень «водная» книга — про воду внутри и снаружи, грязную и чистую, мертвую и живую.
0
0
0
6146
Сколько было и будет на свете книг о писательстве, столько ответов мы и найдем, причем все они нередко бесполезны: чтобы писать, как кто-то, нужно жить, любить, страдать и даже выглядеть, как он. Одна из таких увлекательных инструкций, которым не последуешь, — новый роман Лили Кинг «Писатели & любовники». Повествование ведется от лица главной героини, Кейси, и это помогает почувствовать себя на какое-то время начинающим писателем — полезная практика для тех, кто решается начать.
0
0
1
6822
Что, если бы вам предложили довольно хорошую книгу? Книгу, в которой около половины рассказов били бы в самую точку, а от другой половины хотелось бы зевать? Сборник «Тот, кто полюбит все твои трещины» амбициозно посвящен одной теме — любви. Это ограничение, с одной стороны, может натолкнуть автора на неожиданные решения, а с другой, привести к тому, что называют «высосано из пальца». В случае с этой книгой произошло и первое, и второе.
0
0
1
8258
Его рассказы-ситуации-голоса всем даются легко: и читателю — по десять минут на каждый, не нужно тратить душевных сил, в конце получаешь эффектный хлопок по ушам и удовлетворение; и, кажется, самому автору. Всем все нравится, и стиль Селукова, кажется, уже устоялся, законсервировался.
0
0
0
8438
Традиционно считается, что поэзия по умолчанию требует серьезности и искренности, и в этом отношении стихи Алексея Сомова целиком соответствуют требованию. Но если в ранних текстах такой подход не очевиден — он, скорее, декларация намерений, — то в поздних автор доходит до последней прямоты. Поэт здесь — атлет, продолжающий выступать с травмой; мальчик-спартанец, прячущий за пазухой лисенка, выгрызающего ему живот.
0
0
0
6022
Роман представляет собой обоюдоострую сатиру: с одной стороны, под прицелом оказывается резко «посерьезневшая» за последние годы массовая культура, из которой практически напрочь исчез юмор, но в которой зато пользуется популярностью «осознанность», а с другой — сами белые гетеросексуальные мужчины в возрасте, как Б. (и сам Кауфман), которые пытаются пересмотреть стереотипы об окружающем мире, но делают это из рук вон плохо и то и дело попадают в неловкие ситуации.
0
3
1
9470
В союзе Дороти и Ларри писательница удачно модернизировала расхожий сюжет о красавице и чудовище, изобразив предельно честные отношения, где партнерам не нужно превращаться в принцев и принцесс, отказываться от самоидентичности, соответствовать нелепым стандартам «нормальной» пары. Можно выглядеть как угодно, главное — не быть мудаком и поддерживать равноправный диалог.
0
2
1
8282
Конец света по Алану Муру — яркое зажигательное шоу, безумная вакханалия, торжество экспрессии и буйство красок. Запустить его по иронии судьбы предстоит дезертирам из Лиги выдающихся джентльменов, тайной организации, созданной королевой Елизаветой Первой для борьбы с проявлениями сверхъестественного, грозящими благополучию британской короны.
0
0
0
6598
Так «Секция плавания для пьющих в одиночестве» из простого с виду любовного романа или чуть более сложного романа о депрессивных состояниях превращается в роман о поколении без лозунгов и громких слов. И невозможно отделаться от мысли, что одиночество, депрессии и любовь — характерные, как будто навеки застывшие черты рожденных в девяностые.
0
0
0
8670
Роман Ольги Токарчук, как любое выдающееся произведение, уклоняется от однозначных жанровых определений: экологический триллер, политическая сатира, феминистская проза или даже комедия. «Веди свой плуг по костям мертвецов» контрастирует в сознании читателя с автофикциональными, нарочито бессюжетными «Бегунами», воплощающими саму идею движения.
0
4
1
8794
Если попытаться обозначить жанр этого произведения, то лучше всего подошло бы что-нибудь вроде «графическая поэма» или «элегия в картинках». Эпический канон здесь будто бы нарушается, потому что привычной истории с завязкой, развитием действия, кульминацией и развязкой нет. За сто страниц рисунков практически ничего не происходит, даже внутри самих героев. Но можно сказать, что все вокруг них отражает их душевное состояние.
0
3
0
5710
«Расщепление» — это больше медитативный арт-хаус, нежели эпическое, сюжетоцентричное произведение. Прочувствование общего трагизма чужих жизней, которые сложились отнюдь не по голливудскому сценарию, для Ульвена важнее любой нарративной фикции. Да и фрагментарные истории, наполняющие роман,  на деле оказываются осколками разбитого зеркала, где безымянные персонажи отражаются частично — в минуты слабости и растерянности.
0
6
0
11646
Пожалуй, идеальное преступление — рассказать о детективном триллере, избежав даже малейших намеков на спойлеры. И все же не сомневайтесь, там будет все: и буллинг, и сексуальное насилие, и социальная несправедливость, и невнимательность к близким. Тоби — привилегированный белый мужчина из состоятельный семьи, и о его положении высказываются все: сестра Сюзанна, брат-гей Леон и даже близкий друг.
1
0
1
8006
Именно в «Фуге» Богословский надевает плащ эпатажного демиурга, нарушающего запреты, и решает, что ему под силу не только менять имена персонажей и их пол, не только вводить в текст любых новых героев — от Стинга до Кончиты Вурст, от Александра Дугина до Михаила Круга — но и устраивать оргии, описания которых с трудом выдержит даже опытный зритель Pornhub, а затем отводить душу в сценах, достойных низкопробного боевика.
0
0
0
7534