Рецензии

Оставаясь верным своей повествовательной манере, автор бестселлера «1913. Лето целого века» и его продолжения «1913. Что я на самом деле хотел сказать» на сей раз расширяет временные границы описанных событий, фокусируясь на десятилетии, предшествовашем началу Второй мировой войны.
0
0
1
13194
«Фрукты и фруктики» сходу можно принять за роман воспитания или хотя бы за пародию на него. В центре повествования — подросток по прозвищу Лупик, который тусуется с такими же, как он неприкаянными малолетками. Лишенные имен, скрывающиеся за прозвищами вроде Ток, Крюгер или Дантист, они торгуют ворованным, чтобы наскрести на спайсы, — те самые «фруктики» — дерутся, пьют, курят, влипают в неприятности.
0
0
0
13558
Готический хоррор-комикс «Дом покаяния» собирает из элементов легенды о Саре Винчестер собственный нарративный лабиринт, где среди агрессивно-визуальных метафор и сюжетных интриг вдруг обнаруживается громко звучащий пацифистский посыл — несбыточное желание авторов увидеть мир без оружия.
0
0
0
11434
В книге Фёлдени основными собеседниками автора становятся мыслители из России. Главный герой — Достоевский — вынесен на обложку. Фёлдени навещает его в момент, когда тот находится в ссылке в Сибири, читает «Лекции по философии истории» Гегеля и, как предполагает венгерский автор, плачет. Плачет, прочитав слова Гегеля о том, что Сибирь (и шире Россия), как и Африка, «не может быть местом разворачивания исторической культуры и не способна образовать особую форму в мировой истории». Иными словами, Россия за ненадобностью исключается Гегелем из исторического процесса.
0
0
0
11398
В определенном смысле смерть главной героини становится отправной точкой — не только путешествия героев по закоулкам памяти и блуждания в потемках души, своей и чужой, но и размышления о человеках и человечности — и о том, на что эти человеки способны.
0
1
1
11222
«Плохая жена хорошего мужа» — сборник из 22 рассказов Александра Снегирева. В чем-то старомодных, но всегда честных: тут к писателям относятся без пиетета, женщинам отнюдь не целуют руки, а вместо ожидаемого макового рулета приходится есть штрудель. У снегирёвских героев культура не в приоритете, в приоритете еда и если не предметы роскоши, то предметы достатка.
0
1
0
12642
В «Девственности» Евгений Алёхин переизобретает понятие девственности. Он пытается переобустроить пространство между двумя точками — первой и последней женщинами, причем в сравнении с первой остальные как будто теряют ценность
0
0
0
12250
В основе сюжета — история тяжелейшей эвакуации одной из московских психиатрических больниц (прототипом которой стала больница им. Кащенко) в октябре 1941 года, когда немцы подходили к городу. Источником информации о событиях тех лет для писательницы среди прочего была отчетная записка М. И. Харламова, одного из тех, кто отвечал за эвакуацию. В этом документе сказано, что «условия были нечеловеческими». Именно эта фраза и становится смыслообразующей метафорой всего романа.
0
3
1
11290
«(не)свобода» — роман довольно ангажированный. Тут сразу все более-менее ясно про всех героев, а учитывая, что в центре внимания находится резонансное «театральное дело», то и итог предсказуем. Вольно или невольно перенимая характеристики описываемой системы, «(не)свобода» оказывается в какой-то мере экспериментом.
0
1
0
10786
«Человек, судя по всему, изобретение устаревшее», — с таких обнадеживающих слов начинает одну из своих статей философ и медиатеоретик Михаил Куртов. Я же чувствовала себя каким-то недособранным прибором, пока читала его книгу «Тысяча лайков земных».
0
2
0
12198
Южный Ветер — это название выдуманного города где-то на Кавказе (и в городе этом угадываются Минеральные Воды). Здесь почти ничего не происходит, и лучше бы никогда и не происходило и все оставалось по-старому — всем так было бы проще. В Южном Ветре живет Женя, а его сестра Саша прилетает из Москвы на следующий день после смерти матери.
0
1
1
11158
Важно предупредить: в этой книге много боли. Но гораздо больше — желания сопротивляться мерзостям войны вопреки обстоятельствам. Желания научиться стойкости травы: ее рвут, топчут, сжигают, а она все равно прорастает сквозь нанесенный урон.
0
0
1
9438
По сюжету «Сны поездов» Дениса Джонсона — последовательный рассказ о событиях жизни одного незнакомого нам человека. Поначалу, возможно, возникнет раздражение: почему я вообще должен это читать? Но мало-помалу книга захватывает, затягивая в прошлое столетие, в опасные леса и гари Северного Айдахо.
0
0
0
7714
«Мой белый» — книга не столько о счастливой любви, но о любви несложившейся, и именно ей отведено центральное место в романе. Так несложившаяся любовь утрачивает трагизм и признается нормальной. Однако для «Моего белого» выбрана особенная рассказчица — та самая шестнадцатилетняя Женя, которая периодически обращается к письмам матери или пересказывает разговоры с другой матерью.
0
1
0
7946
Разглядывая дагерротип шестнадцатилетней поэтессы и предполагая, как эти черты преображались бы на детском, а потом на взрослом и старом лице, Фортье накладывает на разные периоды жизни героини образы птицы, смерти, снега, огня и так далее. Нет развития характера, есть лишь усиление его черт. Этот способ изложения делает Эмили Дикинсон поэтом без часов.
0
0
0
9134
«Стеклянный человек» драматурга и публициста Валерия Печейкина — этакий литературный гомункул: его ноги, на которых он очень быстро бежит, — фейсбучные посты, составляющие большую часть книги; туловище — более цельные и больше похожие на рассказы статьи для блога Storytel; голова — пьеса «Россия, вперед!».
0
0
0
8026
«Хроника Горбатого» — роман о воителях и войнах, от крестовых походов до Второй мировой. Эта книга парадоксальным образом дарит несколько минут успокоения в этом сумасшедшем мире: банальный и предсказуемый вывод, но — история ходит по кругу, а люди продолжают жить.
0
1
0
10318
Распад всего и вся — благодатная почва для чернухи, «рашки-парашки» и люмпенов-вурдалаков, потерявших последние признаки человечности. К счастью, Кудров делает героев противоречивыми, а их недостатки объясняет разного рода травмами.
0
0
0
7518
Где проходит граница между мертвым и живым, живы или мертвы мы на самом деле — вопросы философские, но Сошников не пускается в длительные объяснения, подобно Елизарову в «Земле». Роман «Наблюдатель» скорее можно сравнить с «Реконструкцией» и «Богом тревоги» Антона Секисова — то же заигрывание с потусторонней тематикой и заворачивание ее в жанровую обертку.
0
0
0
11554
«Типа я» написана от лица восьмилетнего Артура. Его детство оказалось отнюдь не таким, какого желаешь восьмилетнему мальчику. При этом психика ребенка отчаянно сопротивляется и не может принять трагическую смерть самого важного для него человека. Тех же, кто добр к Артуру, он представляет себе злодеями. А еще он боится монстра, которого называет Баха...
0
0
0
10474
Распад всего и вся — благодатная почва для чернухи, «рашки-парашки» и люмпенов-вурдалаков, потерявших последние признаки человечности. К счастью, Кудров делает героев противоречивыми, а их недостатки объясняет разного рода травмами.
0
0
0
10430
Серенко пытается соединить поэтический и бюрократически-канцелярский язык, который подчиняет себе мысли людей намного сильнее, чем принято считать. Раз соприкоснувшись с ним, сложно остаться незапятнанным. В некоторых фрагментах то, что принято называть официально-деловым стилем, и вовсе пытается подчинить себе текст, потому что внедряет не только конструкции, но и форматы письма: объяснительную, или книгу отзывов, или даже просто список.
0
0
0
9118
Степа Корнеев — полицейский следователь. В чем-то даже реинкарнация михалковского Дяди Степы, хотя на первый взгляд похож на обычного мздоимца. Есть у него один прибабах: он на дух не переносит, когда обижают девочек. А причина такой реакции, конечно, кроется в детстве.
0
0
0
8230
Определение, которым можно охарактеризовать сборник Анны Чухлебовой «Легкий способ завязать с сатанизмом», — «вычурный». Бросающая вызов тема, эпатирующие, эффектные сюжеты, причудливые сочетания эпитетов и метафор, афоризмы и каламбуры отвлекают внимание на себя, чтобы оставить в тени одиночество и бесприютность персонажей, из которых ветер словно давно выдул все тепло.
0
0
0
13718
И, конечно, всегда найдутся те, кто скажет: а вот зачем об этом писать, мы жили, и ничего; и молчали, и терпели; тоже мне, истину открыла. Богданова же показывает, что терпеть — хватит, что порой малые уступки приводят к серьезным проблемам, перекосу сил и трагедиям.
0
0
1
10498
«Человек с фасеточными глазами» удивителен тем, что, концентрируясь на одной специализированной теме —— экологии — раскрывает через нее все многообразие мира действительного, пышущего неясностями. Трагедии и радости произрастают из природы, в ней же они и заканчиваются. Мудрая концепция обусловливает многослойное содержание.
0
0
0
8558
«Шагги Бейн» возведен на почве привычного психологического реализма, но корнями уходит в темную шотландскую прозу, известную пестрыми диалектами, саркастичным злоречием, депрессивным настроением и конфликтным чувством национальной неустроенности.
0
0
0
9566
Если сложить «Нью-Йоркский обход» Александра Стесина и «Собирателя рая» Евгения Чижова, получится «Белая обезьяна, черный экран» Ольги Аникиной. Это утверждение не призвано ни захвалить книгу, ни упрекнуть ее во вторичности; скорее, это констатация факта — роман Аникиной правда похож на романы Стесина и Чижова.
0
0
0
9406
Одд в каком-то смысле несет в себе всю традицию новоевропейского рационализма, идущую от Декарта и философов-просветителей. В центре этой традиции — белый мужчина, неутомимый путешественник, смелый ученый-экспериментатор и умелый изобретатель.
0
0
0
8738
Вынесенный в аннотацию и анонсы вопрос «абьюз или страсть?» замыкает «Зверобоя» на довольно понятном и не очень сложном перебирании чувств, перекладывании их из одной коробочки в другую, нервных выходках и фразах, как из пабликов «ВКонтакте» времен моей юности («Лавровый лист в супе есть, а письма от тебя все еще нет»).
0
0
1
8498