Смоленские сказки

  • Олег Ермаков. Радуга и вереск. — М.: Время, 2018. — 736 с.

Роман «Радуга и вереск» по какой-то причине оказался обделен вниманием критиков — а ведь с исторической прозой такого размаха в современной русской литературе столкнуться можно, пожалуй, разве что в романах Алексея Иванова. Но не Ивановым единым — Олег Ермаков, смолянин, прошедший Афганистан, в прошлом лесник, сейчас — писатель международного уровня. Его книги переводят даже на японский, а в России за плечами победа в номинации «Выбор читателей» премии «Ясная поляна» с романом «Песнь тунгуса». В новой книге «Радуга и вереск» речь идет о родном городе автора — Смоленске, важнейшей точке на исторической карте России.

В «Радуге и вереске» две сюжетные линии. Главный герой первой — Павел Косточкин, фотограф, получивший заказ на съемку свадьбы в Смоленске. Павел решает ехать туда заранее, для «рекогносцировки», чтобы приметить все места, где можно снимать молодых. Под музыку любимой группы The Verve Косточкин въезжает в город и подобно кэрролловской Алисе, проваливается в кроличью нору, где беседует с диковинными жителями иного для него мира, знакомится со странными людьми — историками и маргиналами, западниками «толедцами», считающими Смоленск и испанский Толедо метафизическими побратимами. В башне Смоленской крепости под названием «Веселуха» герой падает на скользких ступенях и ломает фотоаппарат, а после встречает невесту своего заказчика, в которую, разумеется, влюбляется.

Вторая линия романа — историческая: молодой шляхтич Николаус Вржосек прибывает с пехотой польских войск Короны в Смоленск — не так давно крепость взяли штурмом. Пан Николаус знакомится с бытом местных военных, несет охранную службу, случайно в бою заполучает ценнейшую рукопись о земле русской и — влюбляется в дочь местного травника, которую все зовут Веселкой. Вот только кажется, что на ее сердце претендует не он один. Текст будто становится плотнее, красочнее: в нем физически ощущаются холод, ветер, накрапывающий мелкий дождь, запах костра, слышится хриплое карканье ворон. Этот эффект погружения удивителен — одна из самых ярких и сильных частей романа посвящена сценам убийства медведя, дальнейшей битве пана Николауса с казаками и его скитаниям в морозном лесу на уставшем коне. Ермаков использует слова, как заправский шаман, — когда надо, вызывает дождь, когда надо — снег. Природа у него — не просто декорации романа, а практически действующее лицо; это сам Смоленск, это Россия как она есть — щедрая, но опасная.

Снег все летел, из ткущегося этого марева вдруг проступал склон холма или черный и наполовину белый дуб, топорщивший во все стороны ветви, обугленные бревна какого-то разоренного дома. А потом слева встал еловый лес, глухой, забитый снегом, скоро и справа круглились колонны леса, парили тяжелые бело-зеленые лапы.

Читать эту книгу — занятие откровенно непростое, и не только потому, что она (пусть и вполне законно) требует от читателя полного включения в текст и историю описываемых событий. При всей невероятной красоте исторического сюжета, герои современной линии постоянно теряются в диалогах, подача которых подчас огорчает: так, например, в рамках одной сцены собеседник может бесконечно «блестеть стеклами очков» или через слово в чем-то «признаваться». Сам же герой при этом все бродит кругами по Смоленску, наталкивается на разных людей, вспоминает музыкантов, художников, какие-то обрывки прошлой жизни, и непонятно, куда же в итоге хочет привести его автор?

Не стоит, впрочем, спешить с выводами: случайные на первый взгляд детали здесь неслучайны — даже фамилия главного героя, и та, скорее всего, отсылает читателя к Владимиру Косточкину, известному архитектору, реставратору и историку, написавшему две книги об истории Смоленска. Сцены с местной юродивой и странноватым другом Косточкина Васей Фуджи, отправившимся в бега непонятно по какой причине, тоже, на первый взгляд, никак не влияют на текущий сюжет, демонстрируя очередной привет «из прошлого» героя и сумасбродный «привет» из настоящего. Однако, понятна и метафора — если Косточкин ищет себя, то Фуджи от себя бежит, скрываясь в финале истории, чтобы проявиться в другой, но об этом читатель узнает в следующей серии — продолжении романа, уже отданном в печать.

Злоключения Косточкина дают повод задуматься о том, не отражается ли в нем среднестатистический представитель современной молодежи — читатель? Косточкин, безусловно, портрет героя своего времени — творческий, жадный до знаний, живущий моментом. Он постоянно ищет себя, впрочем, поиски эти безуспешны хотя бы потому, что у героя нет точки, от которой он мог бы уверенно отталкиваться. Для человека без истории навсегда остается закрытым что-то существенное — да и что, в сущности, ему удастся найти, если он толком не знает ни себя, ни мира вокруг? Терял ли он или не находил вовсе? Косточкин регулярно корит себя за то, что чего-то не читал, не выучил, не знал — с самого начала в Смоленске вокруг него происходят события, которые заставляют его ощущать дух времени — и нынешний, и ушедший. От этих чувств он теряет голову, как часто бывает на горном воздухе с непривычки — и начинает меняться. Окончательная перемена случится, когда он пройдет по «линии Эттингера» — повторит маршрут героев историко-приключенческого романа «Башня Веселуха» Федора фон Эттингера, где главный герой точно так же открывает для себя новый удивительный город, путешествует по башням Смоленской крепости и влюбляется в местную красавицу.

И сразу скажу, что это любопытнейший эксперимент столкновения литературы и действительности. Хотя эксперимент литературный. Впрочем, тут включается опыт читателя: хорошо представляешь, как сам выезжал бы из какой-нибудь деревни на коне, с немецким ржавым штык-ножом, в шляпе пчельника-деда. И — вперед!

Изменения героя можно сравнить с процессом проявки фотоснимка, на котором вырисовывается какое-то четкое изображение. В финале, который свяжет наконец две разные эпохи, преображение произойдет окончательно. Это может случиться и с читателем, который не зря дочитает роман, — вполне возможно, он еще после этого купит билеты в Смоленск: в конце концов, правду говорят, что он ничуть не хуже испанского Толедо.

Дата публикации:
Категория: Рецензии
Теги: ВремяОлег ЕрмаковРадуга и вереск
Подборки:
0
0
8862
Закрытый клуб «Прочтения»
Комментарии доступны только авторизованным пользователям,
войдите или зарегистрируйтесь