Старинный рецепт преодоления смерти

• Марина Москвина. Крио. — М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2018. — 608 с.

Если представить читателя осой, то роман Марины Москвиной «Крио» — огромная переспелая виноградина, просвеченная солнцем. Много не съешь — захмелеешь, закружится голова, спутаются мысли. Но и остановиться невозможно: для читателей-гурманов такие тексты — истинное удовольствие. Сочные и густые эпизоды жизни Витебска, Москвы, Крыма и даже Америки двадцатых годов, волны музыки и самобытного говора, гарь и горечь войны, потустороннее сияние смерти и, конечно же, жар революции.

Роман соткан из множества лоскутков, каждый из которых переполнен образами до предела. Но объем этих смысловых «глотков» соизмерим с человеческим дыханием. Как будто бы беседующие по очереди рассказывают друг другу анекдоты и новости из жизни общих знакомых, и каждая история занимает не больше одного-двух абзацев. Вот пример, понятный без знания сюжета и цельный, как новелла:

…Отец Ионы — Зюся, представьте, скрипичный мастер, решил вывезти с поля солому на подстилку их чалой коровке. По дороге солома загорелась. К счастью, неподалеку высилась пожарная каланча. Туда и помчался Зюся на пылающей колеснице, запряженной соседским мерином Капитоном, надеясь, что пожарные помогут спасти хоть что-нибудь из его добра. Однако, захваченные врасплох, те не сумели справиться с пламенем, так что вместе с соломой сгорела и телега, и пожарная часть города Витебска.

По словам автора, роман основан на реальных документах из семейного архива. Это тренд современности, и для «Редакции Елены Шубиной» — привычный формат (к примеру, вышедшая в 2017 году книга «Неизвестность: роман века: 1917–2017» Алексея Слаповского). «Крио» тоже, безусловно, роман века — его сюжет разворачивается в начале столетия и венчается судьбой самой Марины Москвиной. Ведь именно о ее семье идет речь.

На творческом вечере, посвященном выходу романа, Марина Москвина рассказала, что от мамы ей достался огромный архив с уникальными семейными документами — записками, стихами, дневниками, мандатами, трамвайными билетиками, — все это годами хранилось в сундуке на балконе. Иной писатель оставляет подобное богатство нетронутым — просто публикует материалы в определенном порядке, выстраивая логичное повествование. Москвиной удалось искусно размыть границы документов, создать сложный, одновременно тонкий и многослойный коллаж, и семейный архив превратился в роман. Вернее, в несколько романов, ведь рождение человека — это результат встречи двух людей, а в их судьбах, в свою очередь, переплетены жизни многих поколений. Вводя в повествование случайных персонажей, детально рассматривая линии судьбы на ладонях главных героев, автор стремится донести основную мысль романа: «Сколько людей в начале ХХ века должны были элементарно выжить, чтобы встретиться и полюбить друг друга» (слова самой Марины Москвиной).

Работа над текстом шла медленно, и только намерение «Редакции Елены Шубиной» напечатать его ускорило дело. Роман был закончен практически в момент публикации. Тот, кто пытался когда-нибудь свести собственные генеалогические изыскания в связный текст, поймет, какой это тяжелый и бесконечный труд. Описание судеб родных и знакомых буквально вызывает их к жизни, и прошлое начинает объяснять себя человеческим голосом:

— Хочешь, я открою тебе старинный рецепт преодоления смерти? — говорила Стеша. — Вспомнить всё. Это позволяет памяти проходить сквозь миры по траекториям, похожим на посмертное блуждание души сквозь перегородки любой плотности, будь то слой пепла или водяная стена, прочный занавес неописуемого или огненная стихия.

Героиня романа — Стеша — пытается осознать и описать полную мистики жизнь собственного отца, Макара Стожарова — деда автора-повествователя. Это она изучает каждое слово, каждое пятнышко на документах и письмах архива, это ее образ проступает сквозь портрет автора. Образ славного деда не впервые встречается в произведениях Марины Москвиной. Он присутствует в небольшом романе «Мусорная корзина для Алмазной сутры» — собрании семейной мифологии, являющейся, конечно же, частью истории страны. И вновь перед нами — немного буддизма, иудаизма и гедонизма, слои хорошо приготовленного вкусного текста.

Вот чувственное ощущение вождя:

Макар проснулся от того, что на его плечо лег теплый хачапури. Он вздрогнул и вскочил, подумал: это не хачапури, а товарищ Сталин пробрался каким-то образом в каземат и разбудил его, чтобы сообщить что-то важное.

А вот спешит влюбленный:

Он бежал к ней из цирка, за ним следовал неслышно табун лошадей, лисы и саламандры, белый сибирский тигр и желтый — из Бенгалии, ястребы и дикие лебеди летели над Ботиком, с ветки на ветку перепархивали чижи, снегири и щеглы, тихо шелестели кроны, вспыхивали и мерцали полосы и пятна, солнечные куницы шныряли в осенней траве.

А вот рецепт от инсульта:

Однажды у Стешиной подружки, исследовательницы жизни и деятельности Пестеля, что-то сжалось в голове, она глядит на Стешу, силится объяснить, в чем дело, а из уст ее вырывается только бессвязное: талалалама… тапалама… Стеша подошла, взяла ее за руку и сказала:

— Сядь, успокойся и повторяй за мной: «Мой дядя самых честных правил…»

Та стала повторять. И сразу вошла в свою колею. Так Пушкин спас эксперта по декабристу Павлу Ивановичу Пестелю, и она обошлась без инсульта.

Мечта о том, чтобы сохранить себя нетленным для будущего, владела человечеством всегда. Она пережила фараонов, омрачила умы фашистов, коммунистов, медиков и поп-королей. Живой текст Марины Москвиной, хочется сказать, — живее всех, кого подвергли «заморозке» по сюжету («Авиатор» Водолазкина кажется продолжением «Крио»). Но создание романа — не погружение в жидкий азот. Писателю удалась как раз бережная и животворящая «разморозка» — оживление не только персонажей историй, но и каждой травинки. Портреты улыбающихся героев, сияющие глаза влюбленных и голоса заботливых еврейских матерей выпукло проступают словно сквозь горячий мед, прозрачный янтарь, и в этот рыжий цвет шевелюры Макара Стожарова окрашивается и реальная жизнь, когда книга заканчивается. Сундук с семейными сокровищами способен стать ценностью и для далекого незнакомого читателя, разморозить его сердце и согреть душу.