Памятник неизвестному писателю

• Алексей Слаповский. Неизвестность. Роман века: 1917–2017. — М.: Издательство АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2017. — 512 с.

Новую книгу Алексея Слаповского «Неизвестность» с подзаголовком «роман века»  стоит прочесть начинающим писателям и всем, кто интересуется историей России и своей семьи. А вот любителям остросюжетных романов можно время не тратить: они быстро заскучают и будут дочитывать книгу разве что из-за причудливых любовных линий, которые только и держат историческую ткань повествования, не давая ей расползаться.

Роман задуман как памятник любительскому писательству. Действительно, каждый из нас способен написать хотя бы одну книгу, материалом для которой послужит собственная жизнь. Особенно если автор живет в переломное время и не стесняется говорить о быте. Из быта простых людей и возникают события, история страны. А если человек копнет немного глубже, постарается описать жизнь своего отца и деда — и у него выйдет «роман века».

Достоверность любому такому тексту придадут документы — дневники, письма, интервью, рукописи, поэтому Алексей Слаповский составил свой роман целиком из подобного материала. Каждый герой при этом пишет по-своему: полуграмотный — с ошибками, идейный — с лозунгами, продвинутый — на диктофон.

Герои романа Слаповского — неизвестные писатели, записывающие свои размышления и ход событий вовсе не для того, чтобы прославиться. У них даже нет мысли, что за окном в какие-то особенные времена, и надо бы их зафиксировать. Как ни странно, они пишут потому, что им просто нравится процесс письма. Книга открывается дневниками Николая Тимофеевича Смирнова — крестьянина, вернувшегося перед самой революцией домой с фронта, где он одну руку потерял, но зато научился писать другой. Он зарабатывает своим умением, а по вечерам записывает, что придет на ум, — «к сведению, если кто прочитает, что я тут пишу». За наивными рассуждениями бывшего полкового писаря — мировоззрение миллионов простых людей, крепкий бульон из церковного календаря, забот по хозяйству, разговоров про баб, описаний драк и чужого добра. Именно этот дневник дает название всему роману:

…он успокоился, мы помирились и выпили казенной. Он рассказал, что везде идет какая-то буча. Что, когда царя не стало, было непонятно, как теперь будет, а пока разбирались, что к чему, стало еще непонятней.
Я спросил Ивана, что же нас ждет.
Он сказал, нас ждет неизвестность.

Первая глава книги описывает страсти революционного времени в селе — грабежи, убийства, голод, поджоги и расстрелы, но автор бесстрастен, как истинный летописец. Может быть, как раз благодаря этой бесстрастности ему удается подметить массу деталей, поэтому первая часть получилась у Слаповского (в соавторстве со Смирновым) наиболее фактурной. Как правильно замечает сам автор дневника, на этих страницах и жизнь человека, и мемориальное кладбище, и даже сборник стихов с письмом товарищу Сталину. Меняется и стиль повествования, и воззрения героя — именно так сильно менялись и люди в 20-е годы прошлого столетия.

Тут же, среди разоренных домов и полей, берут свое начало и любовные линии — а ведь только благодаря им продолжается история семьи.

Мужчины в романе «Неизвестность» во многом похожи друг на друга — воистину, плоды одного семейного древа. А вот женщины все разные (в том числе и по национальности), характерные, судьбоносные, и читать об отношениях интересно в любой части романа:

День был, как лето, хотя перед зимой. Я ее начал ругать, а она даже не шевельнулась всем своим женским телом, которое лежало на земле в спальной позиции, а сказала мне, что, Николай Тимофеевич, я устала…

Дневники Николая Тимофеевича Смирнова, оборванные 1937-м годом, продолжаются дневниками и письмами его сына. Это следующий непростой период — предвоенный. Володя уже больше осознает себя «писателем», старается выражаться красиво и вообще пишет не «потомкам», а Павке Корчагину — любимому литературному герою. Перед нами снова эпохальный портрет: пионер, мечтающий стать героем, влюбленный, готовый к защите Родины и честно отстаивающий правду. Правдолюбие и любовь к женщинам передались ему по наследству вместе с дневником отца, они — и залог будущего, и источник горя.

Затем историю продолжат рассказы представителей других поколений все той же семьи — вплоть до 2017 года, когда вышла эта книга. Третья часть — это уже не дневник, а семейная аудиозапись. В одной квартире живут три поколения Смирновых, но могут ли они говорить друг с другом, понимать друг друга? Самой юной веточке семейного древа — Ане — хочется узнать о любви своих родителей и даже — неловко спросить — любви бабушки, и ей удается разговорить недружных родственников. Алексей Слаповский предупреждает в каждой главе: то, что вы узнаете о своих предках, навсегда изменит ваше представление о жизни. Вот и Аня вдруг оказывается лицом к лицу со своею собственной неизвестностью.

 На этом бы можно было и закончить роман, но он продолжается — новыми документальными находками и большой подборкой рассказов одного из Смирновых. Складывается ощущение, что логически роман завершился, но нужного объема не набрал, поэтому и был дополнен рассказами. Они, конечно, дают представление о поколении, чья молодость пришлась на 70–80-е годы, но ощущение избыточности остается. Это такое странное место в романе, которое можно сильно сократить или добавить еще пяток рассказов — на сюжет никак не повлияет. Но статистика неприятная: из 512 страниц книги 200 с лишним отданы под рассказы, которые «не предназначались для печати».

Иной читатель после знакомства с романом «Неизвестность», возможно, признает достойной дневников и свою жизнь, а может, и заинтересуется генеалогией. В рассказах и рукописях неизвестных простых людей, по мнению Слаповского, сегодня можно найти правду и почувствовать жизнь. Так нежное культурное растение в гербарии засыхает навеки, а грубая толстянка может сохранять в нем жизнеспособность годами. Однако одно дело — самому создать неумелое жизнеописание, а другое — сотворить имитацию непрофессионального текста, канцелярской бумаги, чувственного письма любимому. И Алексею Слаповскому, как мастеру своего дела, в очередной раз это удалось.