Обогреть и разлюбить

• Любовь Мульменко. Веселые истории о панике. – М.: РИПОЛ классик, 2016. – 320 с.

Новый творческий опыт успешного кино- и театрального драматурга, уже в качестве настоящего писателя, – это всегда высокие ожидания, неверие в эти ожидания, восторги и вопросы, вопросы, вопросы.

На почве желания разобраться в том, подойдет ли вам как читателю этот сборник, и на фоне большого количества положительных рецензий хочется начать с цитаты из раздела под названием «Закладки»:

Девушка вертится на песке, на ее тело набегает волна. Девушкин бойфренд прилежно нажимает кнопку фотоаппарата. Много, много дублей. Некоторые из них скажут аудитории: эти ноги еще хороши, в жизни этих ног есть солнце, море и заветный архивариус, тот, кто делает фотографию, – не сама себя. Не сама себя – это не значит, что непременно бойфренд тебя. Может быть, это тебя подружка. Подружка – идеальный вариант.

Фотографии умирают вместе с моделью – как и твои архивы умирают вместе с тобой, как и твоя частная переписка. Но нет, кстати, не так же: фотка умирает абсолютнее. Переписка оставляет живому третьему лицу больше шансов догадаться и восстановить – кто ты и какая была твоя жизнь.

Лимонов в “Эдичке” вспоминает фотографию роковой Елены, детскую, она там стоит, отвернувшись. Елена всю жизнь так и прожила, отвернувшись, – пишет Эдичка.

Это две выжимки из дневника за 20 августа 2013 года. Его автор – Любовь Никитична Мульменко. Те, кому немного за двадцать, вспомнят ее по выдающейся пьесе «Антисекс» и максимально депрессивному фильму «Комбинат “Надежда”». Однако здесь даже намека на уже известные вам произведения не найдется. Все совсем свежо, но суховато. Многие критики сравнивают «Веселые истории» с книгой «Я не такая» американской киносценаристки и телекомика Лины Данэм. Это связано с тем, что Мульменко и Данэм хотят записать голос поколения, родившегося в середине восьмидесятых. Но сравнивать эти книги ни к чему: если Данэм делает упор на юмор, то Мульменко концентрируется на медитативной форме повествования и постоянно осязаемом духе внезапного насилия.

Книга разбита на три части. «Закладки» – это выписки из дневника за 2011, 2012 и 2013 годы. «Фрагменты речи» – две театральные новеллы: «Это не может продолжаться (невыносимо)» и «И блистали звезды (воспоминание)». Мини-пьесы абсурдистского толка, но совсем не смешные и не вызывающие ни улыбки, ни сострадания. Читая их, можно вспомнить Петрушевскую, как главного классика парадоксальных женских пьес... а лучше – Константина Шавловского. Константин Борисович вспомнился как создатель «Трех коротких пьесок о монтаже и спасении»: они тоже улыбки не вызывали, но инспирировали щемящую тоску по ушедшей молодости и упущенным возможностям. И в этом случае нелинейное разорванное повествование было вполне уместно. Главная часть книги – 4 полновесных рассказа: «Жанна», «Йой», «Петрович» и «Фрау». Пусть вас не смущает чеховский стиль названия рассказов. На деле истории Мульменко иногда превращаются в зарисовки, как у Ильи Стогова – мастера практически в каждом рассказе соединять любовную историю из жизни с мистикой места проживания персонажа, получая в итоге добротный травелог. А если попробовать представить рассказы писательницы на экране, то на ум приходит в первую очередь очерковая кинопроза «Нелюбовь» Ренаты Литвиновой.

Складывается странное ощущение, что, как хороший человек, Любовь Мульменко надеялась, что всех персонажей книги вы поймете, они станут вам близки. Их всех захочется прижать к себе. На деле же все эти истории могут вогнать в растерянное состояние: в них нет протеста – а это само по себе выявляет твердый протест, ведь у многих ведущих представителей современной литературы часто все строится именно на нем (политическом или эротическом – это не так важно). Даже если вы очень любите жизнь, то после прочтения этой книги может наступить экзистенциальный ужас перед миром. Поэтому можно сказать, что сборник в некотором смысле прорывной в своей дерзости. Но преданным любителям откровений профессиональной приколистки Кати Метелицы лучше почитать прозу режиссера Натальи Мещаниновой. Все потому, что есть риск за эти монотонные триста двадцать страниц не почувствовать ничего. Но Илья Стогов мог бы заплакать. Ему такие хорошие девушки (которые там описаны), похоже, не встречались никогда.