На языке медиа

Для современного человека цифровые технологии оказываются чуть ли не единственным способом восприятия мира, текста и самого себя. Как к этой ситуации адаптируется поэзия, «Прочтению» рассказала медиапоэт и преподаватель факультета свободных искусств и наук СПбГУ Наталья Федорова.

Какую цель вы ставите перед собой, занимаясь этим направлением искусства?
— Мне бы хотелось сделать использование языка строго осознанным. Чтобы каждый его аспект — графический, фонетический, семантический — мог быть понят как средство выразительности. Если сказать совсем просто: чтобы люди обращали внимание на то, как они говорят и как могли бы говорить.

Расскажите подробнее о вашем проекте «Machine Libertine».
— Мы основали его со звуковым художником Тарасом Машталиром в 2011 году, когда я училась в Массачусетском технологическом институте. Там я работала в лаборатории The Trope Tank (так называемый контейнер тропов, языковых фигур), где собраны платформы разных эпох от печатного станка до Macintosh SE, на котором можно было прочесть в оригинальной форме знаменитый гипертекст «Полдень» Майкла Джойса 1987 года. Опыт взаимодействия с текстовыми машинами привел меня к размышлениям о том, какими могли бы быть стихи, написанные освобожденными машинами, машинами-либертинами. Конечно, они должны быть мультимодальными и алгоритмическими.

Зачем поэзии новые технологии?
— У «Machine Libertine» есть работа «Снежная Королева», где мы соединяем текст Уильяма Блейка с союзфильмовской анимацией. Исследователь Том Коливец считает ее интересным приемом апроприации в видеопоэзии и относит к жанру cinepoem. Текст Блейка трансформируется в текст о цифровом мире из пикселей-льдинок, из которых Кай собирает слово «вечность». Но эта вечность из льдинок хрупкая и непостоянная, наподобие медиатехнологий, кажущихся нам устойчивыми. Так, в моем детстве кассета была неотъемлемым способом фиксирования языкового и музыкального творчества. Я записывала на эти кассеты свой голос или голоса из радио и создавала собственные композиции. Сейчас этих медиа не существует, и для того чтобы прослушать кассету, нужно найти кассетный магнитофон. Медиа эфемерны, как и льдинки, которыми играет Кай. Все меняется с необыкновенной скоростью. Но при этом важно понимать, что если существующие технологии не будут использованы для языкового творчества, то оно может уйти на периферию современного искусства, уступить место бессознательному повторению клишированных текстов. Нельзя игнорировать окружающий мир. Медиапоэзия, как и электронная поэзия, должна стать привычным инструментом. Это даст новые возможности искусству слова.

Как медиапоэзию воспринимают зрители в нашей стране?
— Для восприятия большинства зрителей экспериментальная поэзия в целом — это достаточно непроницаемая область, хотя в действительности — напротив, это пространство свободы, форма открытости языка. Но поэзию в России принято считать чем-то классическим, каноническим. Кроме того, здесь очень силен образ поэта-гения. Многие считают, что мы разрушаем поэзию. Конечно, этого мне хотелось бы меньше всего. Сейчас восемьдесят процентов людей не понимают того, что мы делаем. Но потом они же будут считать это нормой. Именно так всегда и происходит.

Как бы вы охарактеризовали существующую в России инфраструктуру?
— Когда я вернулась в 2012 году из Америки, мне казалось, что нет ни одного места, где я могла бы прочитать свои тексты и показать наш проект «Machine Libertine». Появление в 2013 году Лаборатории медиапоэзии в Москве, которую курирует Елена Деми-дова, открытие в Петербурге Новой сцены Александринского театра как площадки для медиаэкспериментов позволили неким образом институциализовать эту экспериментальную маргинальную практику. Действительно в 2013–2014 годах ситуация радикально изменилась, и осознание этих возможностей довольно ново.

Изменения, которые вы отметили, характерны для России в целом?
— Существуют институции по всей стране, но их достаточно мало. Например, в Самаре есть Аэрокосмический университет, и в нем благодаря усилиям Елены Богатыревой проводились медиапоэтические события. Есть фестиваль «Стрелка» в Нижнем Новгороде. Но это нельзя сравнить с тем, что происходит в Европе и Америке: там сейчас существует значительно большее количество фестивалей и, кроме того, есть публика, готовая воспринимать экспериментальную поэзию. Также активно медиапоэзия развивается в Скандинавии и в Прибалтике.

Как происходит создание медиапоэтического произведения?
— В моей практике они рождаются из удивления или желания приблизиться к чему-то. Я слушаю тексты на разных языках, ловлю разговоры людей, становлюсь фотокамерой потока речи: вырезаю какие-то фрагменты и составляю свое впечатление об этом моменте. Затем я работаю с видеохудожниками, звуковыми художниками, программистами, и мы создаем способы прочтения текстов, которые я собираю. У «Machine Libertine» есть работа «Lost and Found», звуковое бюро находок. Это видео, в котором кажущиеся несвязными фрагменты речи я пытаюсь соединить с помощью жестов, с помощью своего тела.

Что нужно сделать, чтобы отношение к медиапоэзии в России изменилось?
— Знаете, у меня есть несколько императивов, которые дают ответы на этот вопрос. Один из них из Беккета, его я очень люблю: «Всегда старайся, всегда пытайся, всегда проваливайся — ничего страшного, в следующий раз провалишься еще лучше». Второй девиз — делать то, что получается лучше всего, делать то, что делать легче всего, делать то, что любишь больше всего. И делать это изо всех сил и всегда.