Ник Хорнби. Смешная девчонка

Впервые на русском — новейший роман от автора бестселлеров «Hi-Fi», «Мой мальчик» и «Долгое падение» Ника Хорнби. «Смешная девчонка» — история о карьере комедийной актрисы, которая после победы в конкурсе красоты в своем небольшом городе оставляет провинцию и едет в Лондон. Она хочет смешить людей, как ее кумир Люсиль Болл — звезда ситкома «Я люблю Люси». На пути к этой мечте девушке предстоит встретиться с актерским агентом, сменить имя и исполнить главную женскую роль в новом комедийном сериале, запускающемся на Би-би-си.

Тони Холмс и Билл Гардинер познакомились в «обезьяннике» полицейского участка в Олдершоте за неделю до Рождества пятьдесят девятого года. Местные блюстители порядка хотели спихнуть этих двоих военной полиции для водворения обратно в казарму; военная полиция шарахалась от них, как черт от ладана. Силовые ведомства пререкались в течение суток; все это время задержанные сидели без сна, курили и трепались, сознавая идиотизм своего положения и обмирая от страха. Их застукали на одной улице, в одном и том же месте, с разницей в два часа; им даже не пришлось объяснять друг другу, на чем и где именно они прокололись. В этом просто не было надобности. Они и так знали.

У себя дома, в Лондоне, ни тот ни другой не попадали в передряги с полицией, но по разным пр чинам. Билл — в силу врожденной смекалки и знания подходящих мест, таких как клубы, бары и даже общественные туалеты, хотя последних он избегал. И не зря, как подтвердили события минувшего вечера. В Олдершоте, по-видимому, его задержал агент-провокатор: один из тех полисменов, кто ненавидел собратьев Билла настолько изощренной, лютой ненавистью, что готов был отлавливать их с утра до ночи. В столице таких ретивых тоже хватало. Что касается Тони, в Лондоне он не попадался потому, что в Лондоне (равно как и в других городах) не делал никаких поползновений. Тони вечно терзался сомнениями — в частности, не мог решить, кто он и что он, но сейчас, хоть убей, толком не понимал, с чего ему вдруг, буквально накануне дембеля, приспичило найти ответы на эти вопросы. Виной, конечно, были одиночество, скука и внезапно вспыхнувшая отчаянная потребность ощутить прикосновение живого человека — не важно, какого пола, хотя, надо признать, в мужской уборной на Теннисон-стрит вряд ли можно было рассчитывать на встречу с лицами обоего пола.

В итоге никто так и не решился предъявить им обвинение, и на другой день каждый вернулся в свою казарму для завершения срочной службы. Вспоминая события того вечера (довольно часто, но всегда в одиночку и про себя), они не могли с точностью восстановить обстоятельства своего задержания полицией. Неужели они и впрямь так близко подошли к унизительной роковой черте? Зато все ободряющие, с полуслова понятные беседы, что велись между ними на протяжении суток, запомнились на долгие годы: разговор шел о юморе. В первые же минуты знакомства солдаты обнаружили общее увлечение комедиями Рэя Галтона и Алана Симпсона, в подробностях обсудили передачу «Полчаса с Хэнкоком» и, как могли, восстановили в памяти скетч «Донор», чтобы тут же разыграть его по ролям. Сцену в больнице удалось воспроизвести почти дословно: Билл вошел в образ Хэнкока, а Тони, у которого был более пронзительный и гнусавый голос, превратился в персонажа Хью Ллойда.

После демобилизации они не теряли друг друга из виду. Тони жил на восточной окраине Лондона, а Билл — на северной, в Барнете, поэтому встречались они в центре, выбирая какую-нибудь кофейню в Сохо, поначалу — раз в неделю: тогда еще у каждого была постылая работа, от которой хотелось увильнуть (Тони помогал отцу — владельцу газетного киоска; Билл перебирал бумажки в Управлении городского транспорта). В течение трех месяцев они просто беседовали, но в один прекрасный день, преодолев смущение, выложили на стол блокноты и попробовали писать в соавторстве. Бросившись, как в омут, в безработицу, они стали приходить в одну и ту же кофейню ежедневно; так продолжалось до тех пор, пока у них не появилась возможность арендовать офис.

На другую тему, которая, возможно, их объединяла, а возможно, и нет, они даже не заговаривали, но Билл тем не менее был потрясен, когда Тони женился: тот никогда не упоминал, что у него кто- то есть. Билл пришел на свадьбу, и невеста Тони, милая, спокойная, умненькая брюнетка по имени Рэй Галтон и Алан Симпсон Джун, работавшая на Би-би-си, дала понять, что знает все о соавторе своего избранника; ну, если не все, то ровно столько, сколько ей нужно. Собственно, и вызнавать-то было нечего, помимо основного: Билл и Тони вместе сочиняли юморески — вот и все; происшествие в полицейском участке Олдершота вообще осталось за кадром.

Дела у них, вопреки всем ожиданиям, пошли в гору. Несколько коротких юморесок они почти сразу продали радиокомикам старой школы. Устроились на полную ставку — писать тексты для Альберта Бриджеса, у которого была поредевшая, но пре- данная когорта радиослушателей, благодарных ему за поднятие народного духа в период фашистских бомбардировок. Когда же рядовые британцы, а вслед за ними руководители Би-би-си пришли к выводу, что лучшие годы Бриджеса позади, у Билла и Тони уже была готова многосерийная радиопьеса «Нелепый отряд», навеянная их армейской службой, а точнее, теми ее аспектами, которые они решились озвучить. И вот теперь их пригласили писать для «Дома комедии». Попробовать свои силы на телевидении давно было для них пределом мечтаний, но, когда Деннис за кружкой пива на Грейт-Портленд-стрит объяснил, что ему требуется искрометный, живой взгляд на современный институт брака, они слегка оробели. После ухода Денниса оба долго молчали.

— Что скажешь? — начал Билл. — Ты ведь у нас женатик.

— На мой брак не стоит ориентироваться. Он, как бы это сказать... Специфичен.

— Можно кое о чем спросить касательно твоего брака?

— Смотря о чем.

— Когда Джун за тебя выходила, она уже знала?

— Что она должна была знать?

— Что тебя повязали за домогательства в мужском сортире. Думаю, ей было бы интересно.

— Меня отпустили без предъявления обвинений. И я, если ты помнишь, никого не домогался.

— Иными словами, ты не стал разглашать эти сведения?

— Нет.

— А как насчет... ммм... практической стороны?

— Это подскажет нам идею пьесы?

— Да нет, просто любопытствую.

— Любопытство не порок, но большое свинство.

— Все равно тебе придется взять инициативу в свои руки. Я не имею представления, как это: еженощно ложиться в постель с одной и той же личностью. Или спорить, какую программу смотреть. Или строить отношения с тещей.

— Перед телевизором мы не спорим. У нас совершенно одинаковые вкусы.

— Может, он пронюхал, что я — гей, как ты считаешь? — спросил Билл. — И придумывает для меня изощренные пытки?

— Как он мог пронюхать?

Билл вел себя крайне осмотрительно. Он всегда отслеживал результаты футбольных матчей, был небрежен в одежде и время от времени как бы невзначай прохаживался насчет женского пола. Но жил он в постоянном страхе, как и многие мужчины его толка. Один неверный шаг — и тюрьма.

Тони и Билл по примеру Всевышнего решили сперва вылепить мужчину, а уж потом создать из него женщину. И мужской персонаж в «Женаты и счастливы?» удался, как они считали, неплохо. Слегка чудаковатый и странно притягательный, он с неудержимой яростью нападал на те стороны английской жизни, которые бесили его создателей, — этакий комический близнец Джимми Портера из пьесы «Оглянись во гневе». Но во всем, что касалось Сесили, женского персонажа, Софи оказалась права. Героиня вышла безликой, карикатурной марионеткой. Оно и неудивительно: драматурги выкрали ее с потрохами из комикса «Гамболы», который публиковался в газете «Экспресс». Сесили получилась копией Гайи Гамбол, пересаженной в телевизионный формат. При этом от внешнего сходства они смогли уйти: героиня задумывалась скорее милой, нежели соблазнительной, — вероятно, потому, что все актрисы телевидения, которых упоминал Деннис, выглядели иконами Би-би-си, а иконам Би-би-си предписывалось иметь милый облик, большие глаза и плоскую грудь. Ничего соблазнительного в них не было. Но глупые женские закидоны Гайи благополучно перекочевали в комедию и щедро украсили собой текст. У Сесили роились мечты о норковых шубках, пригорали ужины, срывались назначенные встречи, хозяйственные деньги утекали сквозь пальцы, чему она вечно находила путаные, инфантильные оправдания, а кухонные приспособления валились из рук. Тони с Биллом вовсе не считали Гайю Гамбол реалистичной или хотя бы отдаленно правдоподобной фигурой и не верили, что где-то существуют похожие на нее домохозяйки (или женщины, или просто люди). Но они твердо усвоили одно: эта кукла пользуется успехом. Не сумей они придумать ничего свежего и оригинального, у них в запасе по крайней мере будет беспроигрышный вариант.

И вот появилась Софи — точь-в-точь Гайя Гамбол: светлые волосы, длинные трепетные ресницы, осиная талия и пышный бюст. Немудрено, что Билла и Тони разобрал хохот.

Софи и Клайв отчитали весь текст от начала до конца — главным образом потому, что Биллу и Тони не хотелось отпускать Софи. Они сразу ее полюбили. Свои реплики она проговаривала с легкостью и безупречным чувством ритма, какого за всю неделю не показала ни одна актриса, и даже пару раз, к вящей досаде Клайва, сумела выжать из присутствующих смешки, пусть даже объяснявшиеся тем, что ее Сесили говорила голосом Джин Меткалф. Из вежливости Софи улыбнулась двум-трем репликам Клайва, но не более того.

— Это несправедливо, — заявил Клайв.

— Ты о чем? — не понял Билл.

— Могли бы хоть для виду посмеяться. Я тут весь день горло деру, читаю вашу дребедень.

— Вся штука в том, — сказал Билл, — что ты не любишь комедию.

— Что правда, то правда, — обернулся Тони к Софи. — Вечно брюзжит. Ему Шекспира подавай и «Лоуренса Аравийского».

— Пусть материал мне не близок, я все равно хочу результата, — заспорил Клайв. — К примеру, я терпеть не могу своего дантиста, но это не значит, что я не хочу ставить пломбы.

— Пломбы ставить никто не хочет, — заметил Тони.

— Ну а... куда деваться?

— Стало быть, смех для тебя — как пломба? — не выдержал Билл. — Больно, противно, а куда деваться? Сокровище ты наше!

— Тем не менее вам комедия хорошо удается, — обратилась к нему Софи. — Капитан Смайт у вас очень смешной.

— Он терпеть не может капитана Смайта, — подсказал Тони.

— Уж простите, но Гамлет мне куда ближе, чем какой-то богатенький недоумок.

— А ты бы кого выбрала, Софи? — спросил Тони.

— То есть?

— Кого бы ты хотела сыграть?

— Ну, как... — растерялась Софи. — Сесили, кого же еще?

— Нет, — отрезал Тони. — Сесили умерла. Испарилась. Сиганула из окна.

— Обалдеть, — пробормотал Клайв.

— Что такое? — спросил Билл.

— Вы решили под нее написать роль?

— Да нет, просто языками чешем.

— Не ври. Вы теперь будете писать специально для нее. Черт бы вас разодрал. Вы ни разу не спросили: а кого хочу сыграть я? От вас я только и слышу: «Вот тебе гнусавый богатенький недоумок. Сделай нам смешно».

— Так ведь ты ясно дал понять, что создан для большего, — сказал Билл.

— Да, для того, например, чтобы в расчете на меня поставили сериал.

— Ага, чтобы не было так больно?

— Хотя бы.

— Пойми, нам даже не определить, когда ты шутишь, — сказал Тони.

— И потому мы не торопимся писать комедийный сериал в расчете на тебя, — добавил Билл.

— Откуда ты родом, Софи? — спросил Деннис.

— Из Блэкпула.

— Так-так, это уже интересно, — кивнул он.

— Правда? — Она искренне удивилась.

— Уроженка Блэкпула — это куда интереснее, чем дочь викария.

— Может, пусть дочь викария будет уроженкой Блэкпула? — предложил Тони.

— Какая из нее дочь викария? — возмутился Клайв.

— Если ты хотел нагрубить, у тебя получилось, — сказала Софи.

В зале, как заметил Деннис, что-то происходило. День выдался долгим, слабые актрисы читали весьма посредственную пьесу, но появилась Софи — и всех зарядила энергией; между нею и Клайвом летали искры.

— А чем, кстати, интересно, что она родом из Блэкпула? — спросил Билл. — Я не знаю ни одной комедии с романтической линией Север—Юг.

— Такое кому-нибудь нужно? — усомнился Клайв.

— Мы задумали романтическую историю о странной парочке — в этом вся соль.

— Убей меня, Деннис, — сказал Билл. — Если двое родились в разных концах страны, разве они по определению — странная парочка?

— Он считает странными всех, кто не учился в Кембридже.

Деннис на мгновение смутился.

— Понимаю твой довод. Географические корни персонажей лишь в незначительной степени определяют их несовместимость. Когда ты впервые познакомилась с кем-нибудь из лондонцев, Софи?

Она задумалась:

— Пожалуй... Совсем недавно.

— Сразу по прибытии?

— Нет, чуть раньше.

А затем, только потому, что расслабилась, она решила открыть им правду.

— Дома я подала заявку на конкурс красоты, и среди участниц оказалась девушка из Лондона. Отдыхающая. Из... есть такой район — Госпелок или как-то так?

— Госпел-Оук, — поправил Билл. — Я рядом живу.

— Ты — королева красоты? Это самый высокий уровень, — не без злорадства сказал Клайв.

— Она подала заявку, только и всего, — сказал Билл.

— Нет, я победила, — вырвалось у Софи. — И стала «мисс Блэкпул». На пять минут.

— Это многое объясняет! — ухмыльнулся Клайв.

— И что же это объясняет? — не понял Деннис.

— Разуй глаза!

— Думаю, она и до конкурса была хороша собой, — сказал Деннис, — а не похорошела сразу после.

— Но почему только на пять минут? — спросил Тони.

— Я поняла, что не хочу быть королевой красоты и не смогу больше жить в Блэкпуле. Меня тянуло в Лондон и... Короче говоря, хотелось превратиться в Люсиль Болл.

— Ну вот, — сказал Билл, — наконец-то мы услышали хоть что-то дельное.

— Правда? — удивилась Софи.

— Чистая правда, — ответил Билл. — Мы все обожаем Люси.

— Неужели?

— Мы исследуем природу комического, — сказал Тони. — Мы любим всех, кто умеет быть смешным.

— Люси — наш человек, — подтвердил Деннис. — Галтон и Симпсон для нас — как Шекспир. А Люси — наша Джейн Остин.

— Мы действительно занимаемся исследованиями, — добавил Билл. — По многу раз отсматриваем, прослушиваем. Дневные повторы нам только на пользу — они позволяют сделать критический разбор.

Внезапно, к своему жгучему стыду, Софи расплакалась. Слезы подступили незаметно; она не понимала, откуда такое напряжение чувств.

— Что с тобой? — встревожился Деннис. — Ничего. Извините.

— Будем закругляться? Давай отложим до завтра.

— Нет-нет. Я в полном порядке. Не знаю, что это было. Мне с вами интересно.

Прошло еще два часа, а они все не расходились.