Евгений Клюев. От клубка до праздничного марша

• «Время», 2013
• Этот самый большой на сегодняшний день сборник сказок Евгения Клюева, главного российского сказочника из Копенгагена, полон смеющихся и плачущих, мечтающих и ошибающихся, философствующих и дурящих предметов повседневной действительности. У каждого из них есть сердце, и этим они напоминают нас: они живые, и их можно осчастливить и окрылить, но так же легко — обидеть или обмануть. Ребенок, прочитавший сказки Евгения Клюева, на мгновение станет взрослым.
  А взрослый непременно захочет наведаться в детство и посмотреть, не осталось ли там чего-нибудь важного, чего ему так не хватало потом — когда он научился измерять расстояние от Земли до Луны, но забыл, как измеряют расстояние от мыльного пузыря до фантика, от клубка до праздничного марша и от шнурков до сердечка.

---

Жилетка, в которую плакались

Не знаю, как вам, а мне понятно, почему именно данную Жилетку чаще всего выбирали, чтобы в нее плакаться: загляденье она была, а не жилетка! И потом... если ты однажды в эту Жилетку поплакался, тебя уже калачом не заманишь в другие плакаться. Нету ее под рукой— ты лучше предпочтешь вообще не плакаться, чем куда попало плакаться.

Между прочим, понимание таких вещей е сразу, а со временем приходит: сначала нам все равно, куда плакаться — просто лишь бы плакаться, но в конце концов — очень даже не все равно куда... Я когда маленький был — вообще без жилетки обходился: плакался маме в подол, но теперь мне в подол стыдно — и я плачусь в жилетку, как все взрослые. Только я не в ту Жилетку плачусь, про которую рассказываю, а в совсем другую, про которую сейчас рассказывать не хочу. Что касается Жилетки, про которую я рассказываю, то она была, как уже говорилось, загляденье.

Во-первых, Жилетка была полосатая, а для жилетки это — главное. Если жилетка не полосатая, плакаться в нее бесполезно: не поможет. К счастью, наша с вами Жилетка была именно что полосатая — и более того: очень полосатая... на ней практически не было ничего, кроме полосок — как на зебре. Убери с зебры полоски — что останется? Ничего не останется. Так и с этой Жилеткой: пока есть полоски — есть жилетка. А нет полосок...

Но полоски, стало быть, имелись, причем одна белая — одна зеленая, одна белая — одна зеленая, одна белая — одна зеленая... я бы еще долго мог перечислять, но всех полосок никогда бы не перечислил, так много их было. Что касается пуговиц, то пуговицы я бы мог перечислить: их хоть и много имелось, но понятно сколько — двенадцать. И были они золотые! При этом от одной из них шла цепочка — тоже золотая... а если вы спросите меня, куда она шла, так я и это знаю: она шла в кармашек — и в кармашке заканчивалась карманными часами: круглыми такими и с крышечкой. Откроешь, например, крышечку в восемь часов двадцать пять минут, а там — восемь часов двадцать пять минут... ну, не красота ли?

В жилетку такую плакаться — это, понятное дело, сущее удовольствие. Плачься и плачься себе, а сам... полоски рассматривай, пуговицы пересчитывай, по цепочке взглядом скользи — приятные занятия!

Оттого что в данную Жилетку так приятно и, я бы сказал, так интересно было плакаться, многие именно ее и предпочитали: удивляться ли тому, что как ни потрогаешь

Жилетку — мокрым-мокра... хоть над раковиной выжимай! Некоторые, кстати, даже специально совсем рано плакаться приходили — например, в полшестого утра, чтобы Жилетку сухой застать... Да только — увы: в полшестого утра Жилетка оказывалась такой же мокрой, как и в любое другое время!

— А что вы хотите, — говорил Хозяин Жилетки, — если в нее сегодня всю ночь Одна Девушка плакалась не переставая?

И так — каждое утро...

— Она у Вас хоть когда-нибудь сухая бывает? — то и дело недовольно спрашивали Хозяина Жилетки многие.

— Да практически никогда... — разводил руками тот. — Я даже купил ее мокрой: передавая мне Жилетку, продавец начал плакаться в нее и тут же замочил. С тех пор я в мокрой и хожу...

— Не простужаетесь — зимою-то? — заботливо спрашивали многие.

— Простужаюсь, — признавался Хозяин Жилетки, — да что ж теперь делать?

Многие недовольно качали головами, только все равно плакались в его Жилетку: уж больно она была хороша. И Жилетка намокала все больше и больше.

Но как-то Один из Многих сказал Хозяину Жилетки:

— Я знаю, что делать! Просто Вас в этой Жилетке надо послать в дальние страны, где жарко и сухо. И держать в этих странах как можно дольше — пока Жилетка не высохнет.

Так и поступили.

В дальних странах Хозяин Жилетки прожил тридцать лет: именно столько потребовалось для того, чтобы высушить Жилетку. Зато, когда он вернулся назад, Жилетка была действительно совсем сухая — и даже слегка шуршала отсухости. Сходя с поезда, Хозяин Жилетки глубоко вздохнул и подумал, что сейчас Жилетку опять зальют слезами — и тогда ему придется снова отправляться в дальние страны на тридцать лет. Он погладил Жилетку указательным пальцем по нескольким полоскам, и Жилетка улыбнулась ему — благодарно, но печально.

А Хозяин Жилетки, безнадежно махнув рукой, зашагал в направлении дома.

Теперь вы, наверное, ждете рассказа о том, как уже на другое утро Жилетка опять была мокрым-мокра. Да только ничего подобного: и на другое утро, и на третье, и на четвертое Жилетка оставалась сухой! Вы, конечно, можете предположить, что Жилетку в дальних странах пропитали каким-нибудь водоотталкивающим составом — и она стала влагонепроницаемой... ан нет!

Разгадка совсем простая: за время отсутствия Хозяина Жилетки все люди в его стране стали такими счастливыми, что уже никто никогда никуда не плакался... разве только совсем маленькие дети, но на то они и совсем маленькие дети!

Впрочем, до жилеток они не доставали — и потому дружно плакались в мамин подол, благо мам вокруг было предостаточно.

А Хозяин Жилетки теперь ходил повсюду и щеголял своей сухой Жилеткой. И даже иногда давал потрогать карманные часы, специально для этого открывая на них крышечку. Заглянешь под нее, например, в восемь часов двадцать пять минут, а там — восемь часов двадцать пять минут... ну, не красота ли?