Софи Кинселла. Девушка и призрак
Первая глава романа
Мы обманываем родителей из сострадания. Ради их же пользы. Уж я-то знаю, о чем говорю. Если бы папа с мамой догадались о состоянии моего банковского счета, проблемах в личной жизни, протекающих трубах и просроченных налогах, то наверняка бы заработали инфаркт, и на сетования доктора «кто же их довел до жизни такой?» мне нечем было бы крыть. Поэтому уже спустя десять минут после того, как мама с папой появились в моей квартире, я нагромоздила гору лжи:
1. Я абсолютно уверена в светлом будущем нашей кадровой компании «L&N».
2. О таком бизнес-партнере, как Натали, можно только мечтать, а на моей бывшей работе все равно ловить было нечего.
3. Пицца, черешневые йогурты и водка — это не весь мой рацион.
4. Да, я помню, что на просроченные штрафы набегают пени.
5. Да, я посмотрела фильм по Чарльзу Диккенсу, который они подарили мне на прошлое Рождество, мне очень понравилось, особенно та тетка в шляпке. Точно, Пеготти. Именно ее я имела в виду.
6. Да, я как раз собираюсь установить в выходные пожарную сигнализацию, как мило, что они мне напомнили.
7. Да-да, будет так мило собраться нагим семейным кланом.
Итого семь пунктов чистого вранья, и это не считая комплимента маминому костюму. А ведь о главном мы еще ни словом не обмолвились.
Наспех накрасив ресницы, я выхожу из спальни в траурном платье и обнаруживаю, что мама внимательно изучает старый телефонный счет.
— Не беспокойся, — быстро говорю
— Да уж, — откликается мама, — иначе тебе отключат телефон, и потребуется целая вечность, чтобы его снова включили, а мобильники здесь ужасно принимают. А вдруг что серьезное случится? Что ты тогда будешь делать?
Она страдальчески сводит брови. Можно подумать, над нами и вправду нависла жуткая угроза, в спальне голосит роженица, за окном бушует потоп, а вертолет невозможно вызвать. Что делать?!
— Э-э... я не подумала об этом, мам. Оплачу , честное слово.
Мама вечно пребывает в тревоге. Если вы видите на ее лице напряженную улыбку и расширенные от ужаса глаза, знайте, в голове у нее разворачивается очередной апокалипсический сценарий. Именно так она выглядела на моем выпускном. А позже призналась, что неожиданно приметила люстру, висящую на хлипкой цепочке, и мигом представила, как та рушится на девичьи головы,
Вот и сейчас она нервно теребит свой черный костюм с накладными плечиками и странными металлическими пуговицами, который ей совсем не к лицу. Я смутно помню, что костюмчик этот появился лет десять назад, когда мама бегала по собеседованиям, устраиваясь на работу, а я обучала ее базовым компьютерным навыкам, например, пользоваться мышью. Мама тогда устроилась в благотворительный детский фонд, где, к счастью, нет никакого дресс-кода.
В нашей семье никому не идет черный. Папу скучный траурный костюм делает безликим. Вообще-то, он у меня очень импозантный, пусть и не супермен. Волосы у него темно-кашатонвые, тогда как мы с мамой — блондинки, ну или почти блондинки. Родители выглядят идеальной парой, но только, если не переживают из-за всяких пустяков. И когда находятся в своей стихии, то есть в нашей корнуолльской глуши, где мы все разгуливаем во всяком старье, а семейные парадные обеды сводятся к поеданию пирогов в старой рассохшейся отцовской лодке. Но особенно эффектно папа с мамой смотрятся, когда играют в любительском оркестре, где собственно и познакомились. Вот только сегодня, ни пирогов, ни оркестра, да к тому же, все на взводе.
— Так ты готова? — мать смотрит на мои ноги. — Где твои туфли, дорогая?
Я в изнеможении падаю на софу.
— Мне действительно нужно присутствовать?
— Лара! Она твоя двоюродная бабушка. И прожила целых сто пять лет.
Мама сообщила, что моей двоюродной бабке было сто пять лет, не меньше ста пяти раз. Думаю, это потому, что ничего другого она о ней знает.
— Ну и что? Я ее даже не видела ни разу. И никто из нас не видел. Это так глупо. Зачем нам тащиться в Поттерс-Бар ради какой-то старой перечницы, которую мы знать не знали? — Я пожимаю плечами, чувствуя себя скорее капризной трехлеткой, чем серьезной особой двадцати семи лет, владелицей собственного бизнеса.
— Дядюшка Билл со своими тоже будет, — замечает отец. — А если уж он счел нужным...
— Это касается всей семьи, — добавляет мама с энтузиазмом.
Я передергиваю плечами. У меня аллергия на семейные сборища. Иногда я думаю, лучше быть семенем одуванчика — ни тебе родственников, ни обязательств, перелетаешь себе с места на место на пуховом парашюте.
— Это не займет много времени, — уговаривает мама.
— Конечно, займет, — я прожигаю взглядом ковер. — И каждый будет задавать дурацкие вопросы о... сама знаешь о чем.
— Никто тебя не тронет, — тут же возражает мама и оглядывается на папу в поисках поддержки. — Никто даже не заикнется о Нем.
Неловкая пауза. Все мы чувствуем присутствие того-кого-не-назвали. И старательно притворяемся, будто его не существует. Наконец папа берет инициативу в свои руки.
— Кстати, что касается... последних событий, — смущенно бормочет он. — Как ты вообще поживаешь?
Мама напряженно слушает, хотя и делает вид, будто поглощена исключительно собственной прической.
— Ну, как тебе сказать? — произношу я после паузы. — Все отлично. В смысле, вы же не рассчитываете, что я прямо сразу...
— Ну, разумеется, нет, — подхватывает папа. — И настороженно продолжает: — Но у тебя точно ... все в порядке?
Я киваю.
— Прекрасно, — мама явно обрадована. — Я знала, что ты справишься ... со всем этим.
Поскольку еще недавно я начинала рыдать, как только слышала имя Джош, мои родители зареклись произносить его вслух. Какое-то время мама называла его Не-будем-говорить-кто. Теперь он просто «все это».
— И ты... не искала больше с ним встречи? — папа смотрит куда угодно, только не на меня, а мама теперь увлечено роется в сумочке.
Еще один эвфемизм. На самом деле, папа интересуется, не закидывала ли я Джоша отчаянными смс-ками.
— Нет, — краснею я. — Ничего я ему не посылала.
Папа мог бы и не напоминать. И вообще, зачем делать из мухи слона? Не так уж много сообщений отправляла я Джошу. Не боьше трех в день. Разве это много? И они не были такими уж отчаянными. Я просто писала то, что думала, ведь именно так и полагается вести себя с близким человеком.
Посмотрела бы я на девушку, которой удалось взять и выключить свои чувства, потому что так поступил ее возлюбленный. Наверное, такая могла бы сказать: «Вот и отлично! Значит, ты хочешь, чтоб мы больше никогда не встречались, никогда не занимались любовью, никогда не разговаривали и вообще никак не пересекались. Потрясающая идея, Джош, и как я сама до этого не додумалась?»
Вот она, жизнь: ты посылаешь сообщения, делишься сокровенными чувствами, а твой бывший меняет телефонный номер да еще кляузничает твоим родителям. Подлый трус!
— Я понимаю, ты была очень расстроена, для тебя выдалось нелегкое время, — папа откашливается, — но прошло уже почти два месяца. Надо жить дальше, дорогая. Встречаться с другими молодыми людьми... развлекаться...
Господи, я не выдержу еще одной папиной лекции о миллионах настоящих мужчин, готовых пасть к ногам такой красавицы, как я. Для начала, в мире вообще не осталось настоящих мужчин, это вам любая женщина скажет. А уж называть бледную курносую недоросль красавицей и вовсе глупо.
Впрочем, не буду прибедняться, в релкие моменты я и впрямь неплохо выгляжу. У меня приятное лицо, широко посаженные зеленые глаза и несколько веснушек на носу. А еще изящный маленький рот, которым не может похвастаться никто в нашей семье. Но уж поверьте мне на слово, я далеко не супермодель.
— Значит, вот как ты поступил, когда разругался с мамой в тот раз в Ползите? Плюнул на все и стал встречаться с другими девушками? — не могу я удержаться.
Папа вздыхает и обменивается с мамой взглядами.
— Нам вообще не следовало рассказывать ей об этом, — бормочет она, потирая бровь. — Нам не стоило никогда даже упоминать об этом.
— Потому что если бы он так поступил, — продолжаю я безжалостно, — вы бы никогда не стали снова встречаться, правда ведь? Папа никогда бы не назвал себя смычком твоей скрипки, и вы бы не поженились.
Фраза о смычке и скрипке стала притчей во языцех. Я слышала эту историю уйму раз. Папа приехал на велосипеде домой к маме, он был мокрый от пота, а она от слез, и они помирились, забыв про ссору, и бабушка угостила их чаем с песочным печеньем. Понятия не имею, какое отношение к примирению имеет песочное печенье, но оно важный элемент легенды.
— Лара, ты же понимаешь, — вздыхает мама. — Это совсем другое дело, мы встречались три года, мы были помолвлены...
— Я и не спорю! — обороняюсь я. — Конечно, это совсем другая история. Но и ты признай, что люди иногда возвращаются друг к другу. Это случается.
Мама молчит.
— Ты всегда была слишком романтичной... — вступает папа.
— Ничего подобного! — взрываю я, будто мне нанесли смертельное оскорбление.
Уставившись в ковер, я ковыряю босой ногой ворс, но краем глаза наблюдаю, как мама с папой беззвучно препираются, чей черед подавать реплику. Мама качает головой и тычет пальцем в папу, мол «Твоя очередь!»
— Когда ты расстаешься с кем-то, — торопливо гов, — то проще всего смотреть назад и думать, как прекрасна была бы жизнь, если бы вы воссоединились. Но ...
Сейчас он скажет, что жизнь — это эскалатор. Надо оборвать его побыстрее.
— Папочка. Послушай. Пожалуйста, — каким-то чудом я произношу это очень спокойно. — Вы все неправильно поняли. Я не собираюсь мириться с Джошем, — тут я всячески пытаюсь изобразить, какая это идиотская идея. — Я посылала ему смс-ки не поэтому. Просто мне хотелось расставить все по своим местам. Ведь он порвал со мной без предупреждения, без разговора, без объяснений. Что же мне, мучится неизвестностью? Это как... детектив без последней страницы. Все равно что дочитать Агату Кристи, и не узнать, кто убийца!
Надеюсь, теперь они поймут.
— Я понял, — говорит папа, подумав. — Это все фрустрация...
— Ничего ты не понял, — отрезаю я. — Меня интересовало, почему Джош так поступил. Я просто хотела все обсудить. Мы же могли пообщаться как два цивилизованных человека.
И тогда он бы вернулся ко мне, — проносится у меня в голове. — Потому что я знаю: Джош все еще любит меня, даже если никто в это не верит.
Но нет никакого смысла убеждать в этом моих родителей. Они все равно никогда не поймут. Откуда им знать? Они же понятия не имеют, какой отличной мы были парой, как прекрасно дополняли друг друга. Они не понимают, что Джош просто запаниковал, поторопился, принял неудачное решение, навоображал себе черт знает что, и если бы я просто могла поговорить с ним, все бы наладилось и мы бы снова были вместе.
Иногда мне кажется, что я на целую голову впереди своих родителей, так, наверное, чувствовал себя Эйнштейн, которому друзья твердили: «Вселенная устроена просто Альберт, уж поверь нам», а он про себя думал: «Я знаю, что все относительно. И докажу это вам в один прекрасный день».
Мама с папой снова исподтишка делают друг другу знаки. Я прихожу к ним на помощь.
— Да не надо так беспокоиться обо мне, — говорю я поспешно. — Я поставила крест на наших отношениях. Ну, не то чтобы окончательно поставила, — исправляюсь я, видя их вытянувшиеся лица. — Но я смирилась с тем, что Джош не хочет со мной общаться. Я приняла это и... сейчас я чувствую себя прекрасно. Честное слово.
Губы мои растягиваются в улыбке. Ощущение такое, будто я твержу мантру какого-то идиотского культа. Не хватает только длинной хламиды и стука тамбурина.
Хари-хари... я поставила крест на наших отношениях... хари-хари... я чувствую себя прекрасно.
Мама с папой опять переглядываются. Не знаю, поверили они мне или нет, но по крайней мере, теперь можно покончить с неприятной темой.
— Вот и чудесно! — восклицает папа с воодушевлением. — Я всегда знал, что ты молодчина и справишься. Самое время сосредоточиться на вашем с Натали бизнесе, тем более дела идут лучше некуда...
Улыбка моя становится еще лучезарнее.
— Так и есть!
Хари-хари... дела идут лучше некуда... хари-хари... чтоб им провалиться ...
— Как хорошо, что все уже позади, — мама подходит ко мне и целует в макушку. — А теперь нам лучше поторопиться. Поищи скорее какие-нибудь черные туфли!
Я вздыхаю и удаляюсь в спальню. Сегодня восхитительный солнечный день. А мне придется провести его на жутком семейном сборище во главе с мертвой стопятилетней старухой. Иногда жизнь действительно невыносима.
войдите или зарегистрируйтесь