Сексуальная эволюция

Прощание с летом ознаменовалось в российском кинопрокате выходом сразу двух фильмов на подлинно жаркую тему продажной любви. «Лавлэйс» Роба Эпштейна и Джеффри Фридмана повествует о превращении Линды Лавлэйс, звезды культового порнофильма «Глубокая глотка», в икону американской сексуальной революции. «Молода и прекрасна» Франсуа Озона рассказывает историю современной юной француженки, которая испытывает по отношению к окружающему миру те же чувства, что, должно быть, питала в том же возрасте ее бабушка — возможная участница студенческой революции 1960-х — однако справляется с ними совсем иным способом. При всем жанровом и стилистическом несходстве эти картины объединяет, кроме тематики, еще одна любопытная деталь: обе они оказываются на поверку совсем не тем, чего ждет от них подготовленный просмотром трейлеров и анонсов зритель — и если в случае с кино Озона это несовпадение определенно радует, то просмотр «Лавлэйс» приносит скорее разочарование. Однако обе ленты наверняка будут любопытны сторонникам (и сочувствующим) просвещенного феминизма, запоздалая волна интереса к которому поднялась в России на фоне законодательных безумств последнего времени.

«Молода и прекрасна»: Без трагедий и драм
Изабель (Марина Вакт) — барышня из образцового буржуазного семейства — лишается невинности во время летних каникул, накануне своего семнадцатилетия. Выбрав для этого симпатичного сверстника-немца, к которому не испытывает никаких особенных чувств, после она прерывает с ним всякие отношения и спокойно возвращается к изучению литературы в Сорбонне. Вскоре одно случайное знакомство приводит к появлению у Изабель опасного хобби: она заводит тайный телефонный номер, веб-страницу, псевдоним Леа — и становится проституткой. Меньше всего ее интересуют деньги — юной красавицей движет скорее любопытство, неосознанный протест против ханжеской морали класса, к которому она принадлежит, и прелесть обладания не разделенной ни с кем тайной.

«Молода и прекрасна» делится на четыре главы — «Лето», «Осень», «Зиму» и «Весну»: каждой из них посвящена легкомысленная попсовая песенка Франсуазы Арди, недвусмысленно намекающая зрителю, что не стоит ждать от этого кино углубленных психологических и социальных наблюдений. Оно — вовсе не драма о подростковой проституции, а чувственное наблюдение за одной частной историей взросления и поиска себя. История Изабель, в которой критики еще до выхода этого кино на экран разглядели вольный римейк «Дневной красавицы» Бонюэля, действительно повествует о том же: буржуазная красавица находит отдушину и раскрепощение в отчуждении своего «я» от поведенческих стеореотипов, присущих ее социальному классу и успешно воспроизводимых членами ее собственной семьи. При этом озоновский фильм отличает большая сосредоточенность режиссера на семейном окружении своей героини — Озон вообще известен своей любовью к обнаружению и разглядыванию тайн и драм, запрятанных под декоративными безделушками в интерьерах домов и квартир образцовых семейств. Мягко иронизируя над бытом и нравами добропорядочных французских обывателей, он наглядно иллюстрирует причины эмоциональной заторможенности собственной героини, ничего не чувствующей во время своих сексуальных экспериментов, но блистательно имитирующей все положенные чувства в общении с любимыми.

Любовь эфемерна — и евро может быть не худшей ее мерой, чем количество строф Артюра Рембо, посвященных первому чувству: их университетская группа, в которой учится красавица, долго и обстоятельно разбирает на занятиях, выдавая изумительные в своей тонкости и округлости формулировки, за которыми не стоит ничего пока, кроме начитанности и резвого ума. По дороге же на занятия после одного из «свиданий» Изабель читает «Опасные связи» Шодерло де Лакло — кажется, не слишком увлеченно: ее собственная жизнь мало напоминает галантные игры прошлого, суть которых, впрочем, тоже сводилась к совершенствованию искусства маскировки. Для зрителя же эта цитата становится более символичной, чем для героини, оказываясь ключевой среди кинематографических и литературных аллюзий, которыми изобилует «Молода и прекрасна». В какой-то момент становится совершенно ясно, что вся эта история — сама по себе блистательная стилизация, редким мастером которых является Франсуа Озон: создавая порой совершенно искусственные салонные сюжеты, он умудряется наполнить их куда большей жизнью, чем удается найти, например, в большинстве документальных социальных драм.

«Лавлэйс»: Неглубокое проникновение
1970 год. Веснушчатая Линда Борман (Аманда Сейфрид), застенчивая девица с небезоблачным прошлым, живет во Флориде со строгими родителями-католиками (Шэрон Стоун и Роберт Патрик). Однажды она знакомится с обаятельным предпринимателем Чаком Трейнором (Питер Саксгаард) и очень скоро выходит за него замуж. Только через полгода — когда у Чака случаются серьезные финансовые неприятности — Линда узнает о том, что его работа связана с секс-индустрией. Желая помочь дражайшему супругу, она соглашается сняться в порно: не слишком впечатленные ее внешней фактурой a la «girl next door», продюсеры-мафиози немедленно меняют мнение, увидев, какими оральными талантами владеет миссис Трейнор. Режиссер Джерард Дамиано (Хэнк Азария) пишет специально для нее сценарий «Глубокой глотки». Взяв псевдоним Лавлэйс («любовное кружево») и проведя на съемочной площадке меньше 3-х недель, Линда становится звездой, а основатель Playboy Хью Хефнер (Джеймс Франко) обещает сделать из нее настоящую киноактрису.

Американская писательница-феминистка Эрика Джонг однажды дала такое определение порнофильма: уже через 10 минут хочется уйти домой и заняться этим, а еще через 10 минут хочется уйти и никогда в жизни этим не заниматься. Удивительно, но эта спорная формула в точности описывает «творческую» биографию Линды Лавлэйс — одной из икон американской сексуальной революции. Ее публичный образ складывается из довольно любопытного (с точки зрения истории развития американской массовой культуры и того аспекта общественной жизни, что принято называть «эволюцией нравов»), но ограниченного набора деталей. Хорошая девочка, развращенная и подавляемая бесчувственным мужем-тираном, молчаливая жертва классического семейного насилия, нашедшая в себе силы встать на путь мессианства и феминистической борьбы, а перед этим ставшая символом женского сексуального раскрепощения и превратившая кинематограф для взрослых в мейнстрим — такова официальная история героини, выпустившей в 1980 г. автобиографию «Испытание» (Ordeal). Однако в действительности актриса не раз попадалась на публичной лжи разного масштаба, что заставляет относиться к ее истории с большой осторожностью. Маститые документалисты Роб Эпштейн и Джеффри Фридман, снимая свое второе игровое кино, увы, не только пренебрегли этой необходимостью, но, кажется, намеренно скорректировали некоторые обстоятельства жизни Лавлэйс (и довольно топорно — неизвестно, например, зачем было сочинять, что бедняжка снималась в одном единственном порнофильме: на деле у нее довольно внушительная фильмография) — и вынужденно делают вид, что не смотрели документальное кино Рэнди Барбато и Фентона Бейли «В глубокой глотке» (2005). Пренебрегая (в совершенно, к слову, несвойственной себе манере) точностью деталей, создатели «Лавлэйс» сосредотачиваются на воссоздании фактуры и текстуры эпохи «порношика» и жанровых экспериментах.

Что до внешних атрибутов жизни Америки 1970-х, то они воссозданы без преувеличения великолепно — хотя неподготовленному зрителю ощутимо недостает более выразительных сцен и этюдов, отражающих тогдашнее общественное отношение к сексу, порнографии и популярной идее превращения последней в высокое искусство, притом высоко социально значимое. Гораздо обиднее, впрочем, оказывается наблюдать за тем, как неизящно Эпштейн и Фридман выворачивают наизнанку мнимую историю успеха. Начинаясь как комедия, соблазнительно легкая, по-настоящему остроумная (и вызывающая у зрителей, не знакомых с фильмом Дамиано, непременное желание увидеть его сразу после просмотра «Лавлэйс»), в какой-то момент это кино превращается в сентиментальную драму, довольно бесстыдно эксплуатирующую расхожий феминистический миф, который, как уже было сказано выше, состоит из множества нестыковок и допущений. Впрочем, в определенном смысле эта киноинтерпретация довольно полезна: не в последнюю очередь благодаря своим визуальным достоинствам «Лавлэйс» вдохновляет на самостоятельное углубленное изучение соответствующего материала — в первую очередь исторического.