- Издательство «Время», 2012 г.
- Виктора Шендеровича нет нужды представлять читателю — такова широко распространенная и глубоко неверная точка зрения. Вот уже в третий раз издательство «Время» вынуждено заново представлять одного из наших самых остроумных, ехидных и политически озабоченных писателей. Сначала как серьезного поэта («Хромой стих»), потом как серьезного прозаика («Кинотеатр повторного фильма», «Схевенинген»), а теперь и как серьезного драматурга. Серьезного в обоих смыслах слова — то есть, во-первых, строящего свои произведения вовсе не обязательно на основе юмора, и, во-вторых, нешуточно талантливого
во всех литературных жанрах.
Стронциллов выпивает свой стакан. Некоторое время после этого они рассматривают друг друга.
Слушайте, вы кто?
СТРОНЦИЛЛОВ. Спокойно! Я ангел.
ПАШКИН. А крылья? Где крылья?
СТРОНЦИЛЛОВ. Отпали в процессе эволюции. Я ангел-наместник по Восточному административному округу Москвы. Курирую таких вот, как ты, моральных уродов.
ПАШКИН. Дать бы тебе в рыло напоследок.
СТРОНЦИЛЛОВ. Дурак ты… «Напоследок». У тебя, может, все только начинается. А перспективы — неясные. Такие неясные, что не приведи Господи… Тебе меня любить надо, а не в рыло. Я тебе пригодиться могу.
ПАШКИН. Говори… те.
СТРОНЦИЛЛОВ. Ишь ты, какой шустрый. Проехали! (Закусывает.) А квартирка у вас ничего. И планировочка улучшенная… Сколько квадратов?
ПАШКИН. Сто двадцать пять.
СТРОНЦИЛЛОВ. И почем метр?
ПАШКИН. А что?
СТРОНЦИЛЛОВ. Ничего, так… Интересно, откуда столько денег у бывших строителей коммунизма.
ПАШКИН. Заработал.
СТРОНЦИЛЛОВ. В процессе приватизации Родины?
ПАШКИН. Коммунизма все равно не получалось.
СТРОНЦИЛЛОВ. Коммунизм… Вы воду за собой спускать научитесь сначала. Что молчишь?
ПАШКИН. Так…
СТРОНЦИЛЛОВ. Выпьем?
ПАШКИН. Выпьем.
СТРОНЦИЛЛОВ. Ну… Понеслась душа в рай?
ПАШКИН. За то, чтоб не в последний.
Выпивают.
Расскажите: что — там?
СТРОНЦИЛЛОВ. Вообще интересуетесь, Иван Андреевич — или, как всегда, хлопочете конкретно насчет себя?
ПАШКИН. Насчет себя.
СТРОНЦИЛЛОВ. Молодец. Не соврал. (Вздыхает.) Насчет вас — не скрою, вопрос в первой инстанции решен отрицательно. Перспективы, как я уже сказал, неясные.
ПАШКИН. Что это значит?
СТРОНЦИЛЛОВ. Будут рассматривать персональное дело. Взвешивать все «за» и «против».
ПАШКИН. Кто?
СТРОНЦИЛЛОВ. А?
ПАШКИН. Кто будет взвешивать?
СТРОНЦИЛЛОВ. Там есть кому. Ну, и решат. Если решение первой инстанции подтвердится, душа ваша поступит в отдел исполнения. У вас, конечно, будет право кассации, но на этом этапе лично я вам помочь уже не смогу.
ПАШКИН. А до этого?
СТРОНЦИЛЛОВ. Что?
ПАШКИН. До этого — сможете?
СТРОНЦИЛЛОВ. В принципе это вообще не мое дело. Я, видите ли, технический работник: пришел, оформил документы, вызвал ликвидатора, передал душу по инстанции… Но, чисто теоретически, возможности, конечно, есть.
ПАШКИН. Я прошу вас…
СТРОНЦИЛЛОВ. Я же сказал: чисто теоретически! А вас, насколько я понимаю, интересует практика?
ПАШКИН. Да.
СТРОНЦИЛЛОВ. Практика в вашем случае такая, что помочь очень сложно. Защите практически не за что зацепиться. Даже луковки нет.
ПАШКИН. Кого?
СТРОНЦИЛЛОВ. Луковки.
ПАШКИН. У меня внизу круглосуточный…
СТРОНЦИЛЛОВ. Сядьте! Что ж вы, и Достоевского не читали?
ПАШКИН. Расскажите про Достоевского. И про луковку.
СТРОНЦИЛЛОВ. Ну… Жила одна баба, злющая-презлющая. И померла. И поволокли ее черти в ад. А ангел ее хранитель, озадаченный, стоит и думает: как бы душу ее спасти? Подумал — и говорит… (Вздыхает, глядя на Пашкина.) Поздно пить боржом.
ПАШКИН. Так и сказал?
СТРОНЦИЛЛОВ. Вот так и сказал. Ладно! Давайте лучше пофантазируем… пока время терпит. Вы — не торопитесь?
ПАШКИН. Нет-нет.
СТРОНЦИЛЛОВ. Тогда… (Наливает.) Ну? Погнали наши городских?
ПАШКИН. За мир во всем мире.
Пьют.
СТРОНЦИЛЛОВ. Значит, Пашкин Иван Андреевич…
ПАШКИН (тактично). Вы хотели пофантазировать.
СТРОНЦИЛЛОВ. Да. Представьте себя ангела, Иван Андреевич. Рядового ангела, вроде меня. Представили?
ПАШКИН. В общих чертах.
СТРОНЦИЛЛОВ. А конкретней и не надо. И вот он мотается по белу свету столетия напролет, исполняя волю Божью. А воля Божья — это такая штука, что увидеть — не приведи Господи. То есть, может, первоначально внутри была какая-то высшая логика, но в процессе сюжета всё
расползлось в клочья и пошло на самотек. Вы же сами видите. Убожество и мерзость. Твари смердящие в полном шоколаде, праведники в нищете. Дети умирают почем зря. Смертоубийство за копейку; за большие деньги — массовые убийства. Или война за идею — тогда вообще никого в живых не остается. И на всё это, как понимаете, воля Божья… Хорошо ли это?
ПАШКИН. Не знаю.
СТРОНЦИЛЛОВ. А вы не бойтесь, Он не слышит.
ПАШКИН. Как это?
СТРОНЦИЛЛОВ. А так — не слышит. Вы Всевышнего с гэбухой своей не путайте. Он прослушкой не занимается. И потом, это раньше: Каин, Авель, Авраам, Исаак — и все под контролем. А теперь вас тут шесть миллиардов, поди уследи.
ПАШКИН. За мной уследили.
СТРОНЦИЛЛОВ. Так это я же и уследил. Выборочное подключение к линии жизни. А сам Господь давно ничего не делает. Он свое сделал. Энтузиазм прошел; в человечестве разочаровался так, что и передать невозможно. Не в коня, говорит, корм. Прав?
ПАШКИН. Не знаю. Наверное…
СТРОНЦИЛЛОВ. Вот то-то. Брат на брата идет, страха истинного нет, руки заточены под воровство, двоемыслие ужасающее… А кто без двоемыслия — те вообще от конца света в двух шагах. Фанатиков как саранчи. А Он активистов на дух не переносит. Что ортодоксы, что фундаменталисты… одна цена. Инквизиция — тоже молодцы ребятки, пол-Европы изжарили во имя Отца и Сына.
ПАШКИН. Что же Он не вмешивается?
СТРОНЦИЛЛОВ. Он не милиция, чтобы вмешиваться! Он хотел одушевить материю — а дальше чтобы она сама…
А материя из рук вырвалась. Он сказал: плодитесь и размножайтесь, а кто размножается быстрее всех, знаете? То-то и оно. Крысы и бацилльная палочка. А вы руки перед едой не моете.
ПАШКИН. Я сейчас…
СТРОНЦИЛЛОВ. Сидеть!
ПАШКИН. Сижу.
СТРОНЦИЛЛОВ. После знаменитой европейской чумы 1348 года Господь и захандрил по-настоящему. Сломался старик. Потом дарвинизм пошел — а Он уж сквозь пальцы на это… пускай, говорит, живут, как хотят… А после Первой мировой вообще забил на всё. И то сказать: до
иприта и Хиросимы Господь додуматься не смог, это уж вы сами… (Стучит Пашкину пальцем по голове.) Развилась материя…
ПАШКИН. Хиросима — это не мы.
СТРОНЦИЛЛОВ. А кто?
ПАШКИН. Это американцы!
СТРОНЦИЛЛОВ. Пашкин! Господь таких подробностей не различает. Хиросима, Освенцим, Беломорканал — это Ему один черт! Огорчился Он, рефлексировать начал, как последний интеллигент, дела забросил. Атеистическую литературу читает, мазохист. В тоске насчет содеянного сильнейшей… Хотел, говорит, как лучше…
ПАШКИН. Кому говорит?
СТРОНЦИЛЛОВ. В том-то и дело — кому! Да кто Ему потом отвечает… Святых набежало ото всех конфессий, отрезали Всевышнего от рядовых ангелов; все подходы перекрыли, между собой за ухо Господне воюют. Молитвы идут со всех сторон, сами понимаете, взаимоуничтожающие… отсюда на иврите, оттуда на арабском — прошу представить обстановочку. Лоббирование идет в открытую: то харе кришна, а то и аллах акбар. Короче, бардак такой, что ни в сказке сказать. И вот этот ангел…