Виталий Паутов. Четыре рассказа

Виталий Паутов, 28 лет, родился и живет в Тюмени, обозреватель журнала «Прочтение».

Тексты публикуются в авторской редакции.

 

Сколько дыма влезет в наши легкие?

Он выдохнул дым сигареты, вдохнул дым города и продолжил:

— Ну, да, он красавец. Тут ничего не скажешь. У него красивые черные глаза, а у меня дерьмовые карие. Он высокий, а я так себе. Он похож на звезду рок-н-ролла пятидесятых, а я на еще не сколовшегося наркомана из соседнего подъезда. В его осанке — уверенность в завтрашнем дне. Он молодой победитель. И хотя возраста я того же, выгляжу я в хорошие моменты лет на десять старше, я проиграл и знаю это. И в моей осанке — лишь индюк.

Он выдохнул дым города, вдохнул дым сигареты с самого фильтра.

— Нет, в моей осанке не только индюк. В моей осанке уверенность в том, что в завтрашнем дне уверенным быть нельзя. В ней — осознание прогнилости основ привычного быта, в ней — зачаток понимания того, чем подпереть свой быт вместо них. У меня добрая улыбка, хотя и кривая. И я знаю, что делать, если мы будем проигрывать — а проигрывают все и постоянно. И у меня накоплен большой опыт, потому что своих поражений я не скрывал. А когда его ширму победы и уверенности окончательно сгрызут мыши, с чем он останется?

Он затушил окурок о подошву кеда.

— Я готов отдать все лучшее. Я уже тут. А он где? На картинке. Он — просто взгляд с экрана, понимаете?

Капитан Валяльный уже закончил заполнять протокол и смотрел на него сверху вниз, не мигая.

— Молодой человек, я все понимаю. Вот квитанция. Советую с оплатой не затягивать. И не курите больше на детской площадке.

 

На помойку не один

Лифт спускался по шахте. Я стоял на месте с бывшей кухонной столешницей в руках — закончился небольшой ремонт, и я выносил мусор. Потом лифт спустился, а я перестал стоять на месте, сделал пару шагов вперед и опустил бывшую на пол. Потом снова поднял ее и пошел к выходу. Ни в лифте, ни в подъезде, ни на улице никого не было — я шел один.

Я отнес бывшую на помойку и вернулся за следующей. Когда я вышел на крыльцо со следующей в руках, на скамейке у подъезда сидел мужик. Обычного вида, с сигаретой в пальцах.

— Во, ширма для фото! — весело сказал мужик обычного вида.

Дело в том, что следующая была с вырезом для раковины, и когда я ее нес, это по правде смотрелось так, будто я фотографируюсь, сунув голову в ширму с отверстием.

— Ну! — весело ответил я.

— Лучше нести вот так, — неожиданно добавил мужик с сигаретой в пальцах, и объяснил, как.

Эта фраза пришлась в тему. Нести на помойку первую бывшую мне было довольно неудобно, потому что не отдираемый легким усилием плинтус резал правую ладонь. И совет мужика оказался кстати.

Вернувшись с помойки, я смотрел мимо мужика, как ни в чем не бывало. Я позвонил в домофон, мне открыли, и я поднялся за очередной.

Выйдя с очередной на крыльцо, я не увидел мужика обычного вида. Я не увидел мужика никакого вида с чем угодно в пальцах. Но теперь я знал еще один способ нести очередную на помойку. Мне было гораздо легче. Я быстро доставил ее по адресу и вернулся за последней.

Когда я пошел выносить последнюю, я понимал, что теперь уж точно не встречу никого на крыльце. И я пошел со своим сыном. Сейчас он лишь просеменит рядом. Зато когда придет его время выносить бывших, следующих, очередных и последних на помойку, ему не придется надеяться на встречу с мужиком обычного вида. Он услышит его слова от обычного вида отца. И ему уже не придется идти на помойку в одиночестве.

 

Слово в твое ухо

— Все, что ты тут видишь, я заработал, потому что писал тексты, — сказал отец, наливая в стакан холодного чая из бутылки.

— Но, папа, мы не в особняке, и тут нет никакой роскоши.

— И тем не менее, это тоже надо было заработать, — не повел бровью папа, убирая бутылку в дверцу холодильника. — А заработал я текстами.

Отец отпил из стакана.

— Но ты не обязан делать того же.

Он сел на диван, снова отпил и продолжил.

— И даже ОЧЕНЬ ЖЕЛАТЕЛЬНО этого не делать. Если ты будешь хуже, тебя станут презирать как неудачника-сына известного отца. Если ты станешь лучше меня, это грозит тебе психологической проблемой, потому что образ отца для тебя потеряет вес. Ну, а если ты окажешься на том же уровне...

Отец шумно вдохнул воздух в ноздри и кашлянул.

— ...ну, я тогда,*****, даже не знаю.

 

Пять-четыре-три-два-один

— Так, показывай. Паспорт. Билет. Отлично, все на месте. Вот, очень легко запомнить: у тебя пятый вагон. Четвертое место. Сегодня третье сентября. Ты уже второй раз уезжаешь из Тюмени.

Что бы такого подобрать на «один»... Ну, скажем, уезжает она второй раз, а приехала только однажды. Нет, как-то неприкольно.

Стоять и придумывать было некогда — внизу ждала машина, так что сумку в руку — и вперед.

Это были хорошие пять дней. И хорошие пять ночей. Чего скрывать — он волновался, что все могло пойти далеко не так прекрасно. Возможно, это даже было слишком хорошо для правды. Слишком хорошо.

***

— Все, уже поздно исправлять настроение. Мы расстались вот так.

Она отвернулась и вбежала в вагон, не оглядываясь. Через секунду он пошел в сторону моста. Интересно, называется ли вокзальный мост тоже путепроводом? Или это все-таки мост — через реку шпал и человеческих слез?

Он остановился на третьей ступеньке. Хотел посмотреть, как уедет ее поезд, а пока пялился в черное тюменское небо. Оно было на уровне, как всегда.

Первый рывок механизмов — и поезд поехал на восток. Когда мимо проезжал пятый вагон, он посмотрел в окно ее отсека. Оно было занавешено. Поезд удалялся по реке шпал, чтобы не вернуться никогда.

Он поднялся по лестнице, прошел по мосту, спустился по лестнице и направился вдоль здания вокзала к выходу отсюда. Один.

Дата публикации:
Категория: Опыты
Теги: Виталий ПаутовЧетыре рассказа
Подборки:
0
0
6178
Закрытый клуб «Прочтения»
Комментарии доступны только авторизованным пользователям,
войдите или зарегистрируйтесь