Екатерина Люсева. Лунный ребенок

Екатерина Люсева окончила Томский государственный университет по специальности «Культурология». Работала в сфере культуры, координировала благотворительные проекты, участвовала в организации различных форумов, семинаров и тренингов. Выпускница литературной мастерской «Контекст» и курсов «Мастер текста» издательства «Астрель-СПб».

Рассказ публикуется в авторской редакции.

— Мама, ты ведь знаешь, что я родилась на Луне? — когда я впервые заявилась к маме с этим утверждением, она испугалась, пару раз они с папой пытались меня переубедить, а потом решили оставить все как есть. Поиграю и брошу, решили они.

Я искренне верила в то, что говорила. Это не было обманом, это была святая искренняя вера, которая может быть только у ребенка.

Мне очень нравилась моя особенность. Все дети как дети, а я с Луны. Соседские мальчишки первое время, когда я только появилась в их дворе, пытались меня дразнить, уличить во вранье. Но я не обижалась, понимала, что поверить в это очень сложно. Да и лунные люди отличаются от здешних, земных людей. Я была очень терпеливой к ним.

Подробно описывала фантастические сады, животных, что умели летать и передвигаться при помощи телепортации, вообще так могли делать многие и среди людей, но детям не разрешалось. Я, к сожалению, не успела научиться этому мастерству, пока там жила, меня переселили сюда к моим земным родителям. Все это было в таких мельчайших подробностях мною пересказано, что местные дети верили и часто просили меня рассказывать о моей Родине, а я это очень любила. Но не только потому, что скучала, я все надеялась встретить кого-то из своих Лунных. Даже придумала кодовое слово «конеберйыннул». Произносилось конечно сложно, особенно учитывая, что буква «р» мне давалась в то время с трудом, но казалось, что Свой обязательно поймет этот шифр и нас таких особенных будет двое.

Появилась я в доме моих земных родителей, когда мне было 4 года. Это кстати был единственный факт, который я не могла объяснить своим друзьям, почему я вдруг оказалась здесь и почему одна, без моих лунных родителей.

— Может, у тебя там не было родителей? — все время мы возвращались к этому разговору с Сережкой, который никак не хотел смиряться с этим пробелом в истории моей жизни даже спустя два года знакомства и десятков попыток вспомнить или хотя бы придумать.

— Были конечно! У всех есть родители.

— Как же они одну тебя отправили в такое путешествие? Мне папа рассказывал, что от Луны до Земли почти четыреста тысяч километров, это как тридцать раз обойти вокруг земли. Очень далеко.

— А вдруг с ними что-то случилось и они должны были меня спасти, — эту версию мы уже тоже отрабатывали, но все не могли придумать достойную причину, по которой родителям дозволено бросить ребенка, и так, чтобы родители при этом тоже сильно не пострадали, не хотелось придумывать историю, в которой они должны были умереть или страдать.

— Я понял! — возликовал Сережка. — Они должны были лететь на другие планеты, осваивать их, но детей с собой было нельзя, потому что очень опасно, вот они и договорились с дядей Игорем и тетей Светой, чтобы ты пока у них пожила, потому что они хорошие, а вот откроют новую планету и вернуться за тобой.

История мне понравилась, что уж тут скажешь. Родители-астронавты, открывающие новые земли, о чем еще можно мечтать. Вечером я поделилась открытием со своими земными родителями.

— Конечно, дорогая моя, — погладила меня по голове мама, но по дрогнувшим губам я поняла, что чем-то маму обидела.

— Мам, ты не переживай. Они если за мной вернутся, я к вам все равно прилетать буду. Я подрасту, и меня научат телепортироваться. И я часто-часто к вам буду прилетать.

— Хорошо, — уже чуть не плача сказала мама.

Больше маме про своих лунных родителей я не говорила, чтобы ее не расстраивать. В этот же год случился первый кризис. Когда я ходила в подготовительный класс, довелось мне познакомиться с мальчишкой из соседнего двора, мои-то все уже знали историю моего происхождения, а ему пришлось рассказывать заново.

— Нет на Луне жизни! Что ты тут плетешь, там и воздуха то нет. Если вы там приспособлены жить в открытом космосе, то почему ты у нас прижилась? Или ты по-всякому можешь, и с воздухом и без? Так не бывает! У меня папа физик, он мне все-все рассказывает, потому что я стану астрономом и буду изучать звезды и уже много про них знаю. А ты все врешь.

С таким натиском бороться было сложно, хотя я ко всему, как мне казалось, уже привыкла. Нужно было принимать меры безопасности. Мой мир оказался под угрозой. Пришлось созывать семейный совет.

— Мама и папа, мне нужно с вами серьезно поговорить. Мир находится в опасности, — с такими заявлениями к родителям я приходила примерно раз в месяц, в то свое чудесное время. Чаще всего конечно это было связано с моей историей, на которую кто-нибудь в очередной раз покушался. Мы придумывали стратегию, благодаря которой должны были ее спасти. Мы продумывали все до мельчайших подробностей, придумывали каверзные вопросы и сами на них отвечали, чтобы на следующий день во дворе я была во всеоружии.

— У нас в подготовительном классе новый мальчик. Он утверждает, что на Луне нет жизни и воздуха и что я не смогла бы там выжить, — в таких случаях родители понимали, что объяснение нужно совсем не мальчику, а мне. Настолько я срослась с этой мыслью, что в доме все знали, случись сейчас разоблачение, это будет трагедией, которую я могу воспринять слишком болезненно. Много позже, родители сказали мне, что поддерживали эту игру, чтобы я сама пришла к мысли, что никакой я не Лунный ребенок, чтобы осознала это без грубых вмешательств извне. И хотя мама с папой иногда очень спорила о том, что он потакает моей слабости, все-таки полностью включалась в экстренное совещание.

— Мы же с тобой уже это проходили. Конечно на поверхности нет никакого воздуха, и садов нет, про которые ты говоришь. Все это скрыто от наших глаз. И ты знаешь где.

— В кратерах, — с загорающейся надеждой в глазах ответила я.

— Что же ты ему не ответила?

— Не знаю, — немного неуверенно отозвалась я. — Он такой настойчивый был, что я растерялась.

— Мало ли еще таких настойчивых будет в твоей жизни. Что из-за каждого будешь отказываться от своего мнения? — серьезно спросил папа. В момент, когда он был решительно настроен, он так выразительно шевелил губами и выговаривал каждое слово, что усы его начинали весело шевелиться и не сочетались с суровым тоном, который звучал. Он знал свою особенность и иногда ей пользовался в корыстных целях, чтобы меня отвлечь от очередной детской трагедии и начинал утрированно артикулировать, что усы будто оживали и не смеяться в этот момент было нельзя.

— Нет, — тихонько проговорила я улыбаясь.

— Вот именно. Тащи сюда фотографию своей Луны, — почти командным тоном выдал папа.

Пока я бегала за постером, на котором у меня был изображен спутник Земли, у родителей случился разговор, кусок которого я случайно подслушала.

— Игорь, может, хватит уже. Ей в следующем году в школу идти. Сколько там еще таких приверженцев правды будет? Не будет же она всю жизнь пребывать в этих грезах? Это только усложнит ей жизнь.

— Вот в школу пойдет, купим ей учебник для первоклашек по астрономии и разберемся со всем. А сейчас нельзя.

Вошла я медленно, пытаясь одновременно понять, о чем мне нельзя говорить, что такое «грезы», в которых я живу, и как не дать понять родителям, что я подслушала. Подслушивать нехорошо.

— Ну и что? Посмотрела на кратеры? Давай вместе еще поразглядываем.

С Мишкой мы потом сдружились, хотя в мою лунность он окончательно так и не поверил, оставил в качестве «рабочей гипотезы», как он это называл.

Приближалось мое первое «1 сентября». Я ждала с нетерпением. Все время хотелось приблизить этот момент, казалось, что случится в этот день что-то волшебное, что изменит мою жизнь. И случилось, только не очень волшебное, но жизнь все-таки изменившее.

Мы были на линейке все втроем, я и родители. Все важные события в жизни мы переживали вместе. Такое у нас правило. Торжественность момента не умещалась в моей голове. Я светилась от гордости, что теперь совсем как взрослая буду ходить в школу. У меня будут домашние задания и оценки. Нам и в подготовительном классе, конечно, уже задавали всякие упражнения. Но то все было как будто понарошку. А теперь совсем по-настоящему. Мама была очень радостной, я видела, как она мной гордится, и теплом светятся ее глаза.

Но что-то пошло не так после того, как ей позвонили. Они стояли там, где и все родители, ровно напротив нашего класса. Пока кто-то в трубке что-то ей говорил, улыбка сползала с лица. Она стала какого-то другого цвета. Я видела, как она сжала папину руку так, что у нее пальцы побелели, а потом она начала что-то быстро говорить ему на ухо. Он одернул ее, и они снова стали смотреть в мою сторону. Папа улыбался и махал мне. Мама пыталась выдавить из себя хотя бы спокойствие, не говоря уже о радости. Но я видела, что она готова расплакаться.

Около дома на лавочке сидела женщина, очень сморщенная, с редкими волосами странного цвета. Местами они были ржавыми, местами серыми, где-то темно-коричневыми. На ней били старые джинсы, явно не первой свежести, и такая же потасканная кофта. Рядом с ней стоял рюкзак, очень потертый и с некоторым отсутствием карманов, которые явно там когда-то были, судя по контрастным пятнам еще не выцветшей краски. У нее мелкой вибрацией ходили руки, и она подергивала ногой, явно не отбивая какой-то мотив, а просто от нервов. Увидев нас, она резко поднялась. Мама сжала мою руку, а папа вышел вперед, будто пытаясь заслонить нас от этой странной незнакомки.

— Давайте мы с вами отойдем поговорить. — Я хочу поговорить с Кристиной, — и в упор посмотрела на меня.

Я эту женщину не знала. Но было ощущение, что мы где-то встречались. Будто эти блеклые глаза почти без ресниц я уже видела.

— Кристина, ты меня узнаешь? — обратилась она ко мне.

— Мы уходим домой. А будете нас преследовать, мы полицию вызовем.

— Не имеете права! — заголосила женщина, которая и на первый взгляд не выглядела приличной, а теперь и совсем. Когда она это выкрикнула, я вздрогнула, еще сама не понимая от чего, но вся сжалась и влипла в маму.

— Вы, что не видите, она вас боится, — почти шипя и едва сдерживая ярость, сказал папа.

Мама взяла меня на руки и хотела унести домой. Но неприятная гостья перегородила нам дорогу, начала кричать, что она мать, что у нее украли ребенка, что она посадит моих маму и папу в тюрьму и еще много всего. Я закрыла голову руками. Не знаю, почему я так сделала, это случилось автоматически, мне казалось, что меня сейчас кто-нибудь ударит, я вся сжалась в комок и боялась, что мама меня отпустит.

Когда мы зашли с мамой в подъезд, папа остался с этой кричащей сумасшедшей. Мне было страшно за него. Вдруг она ему что-то сделает. Но еще страшней было идти ему на помощь.

— Кристина, ты узнала эту женщину? — спросила меня мама, когда я немного успокоилась.

— Нет. А мы с ней знакомы? — Да. Знакомы, — было видно, что мама не хочет продолжать этот разговор. А я не настаивала.

В моей памяти стали всплывать обрывки фраз, которые произносились голосом той женщины. Какие-то крики, мой плач, чужие люди, которые отмахивались от меня и все время пытались отправить спать в любое время суток, чтобы не мешалась под ногами. Я вспомнила, где ее видела, и вспомнила, что почему-то называла ее «мама».

— Мама, откуда я должна знать эту женщину?

Мама не поднимала глаз.

— Мам, это моя Лунная мама, от которой меня забрали и отдали вам с папой?

Мама схватила меня, стала целовать в макушку, гладить, говорить, как сильно меня любит, что ни за что меня ей не отдаст. Пришел папа, сказал, что вызвал полицию и ее забрали.

Так сказка о Лунности моего происхождения развенчалась сама собой. Еще несколько раз в своей жизни я встречала ту женщину, что произвела меня на свет. Она не была астронавтом-исследователем. Она даже не знала, кто мой биологический отец. Но это все было не важно, потому что у меня уже были мои внеземные родители, самые лучшие на свете.

Иллюстрация на обложке: Paolo Domeniconi