Быстрый и мертвый: герои нового поколения

Быстрый и мертвый:
герои нового поколения

С утра наша кухня напоминает избу-читальню. Вокруг стола сидят сонные люди, перед ними кофе, непритязательный завтрак и обязательная литература: недочитанная перед сном книжка, вчерашняя газета или журнал. Понятно, что в такой атмосфере ребенку ничего другого не остается, кроме как быстро научиться читать и примкнуть к утреннему ритуалу.

У нас дома детские книги гнездятся в самых неподходящих местах: на подоконниках, под кроватью, на всех столах. Иногда даже на полках. Вполне стандартная детская библиотека — издания от шестидесятых до двухтысячных. Волей-неволей приходится вникать в то, что читает дочь. Что-то я проглядываю сама, о чем-то она мне рассказывает. Таким образом, постепенно у меня в голове складывается картина современного детского чтения. Насколько я понимаю, сейчас изменилась основная идея детской литературы. Не знаю, хорошо это или плохо, но результат этого изменения — грядущее непонимание между детьми и родителями. О трудностях, которые нам предстоят, мы сейчас можем только догадываться, ведь детское чтение — основа мировоззрения человека. Ни один эмигрант в первом поколении не может по-настоящему ассимилироваться в новой стране просто потому, что в детстве он читал другие книги, и в результате у него сформировался иной способ мышления, иной круг ассоциаций, иные ценности. Так что мы, на самом деле, живем среди совершеннейших инопланетян, для которых важнейшим детским переживанием стала не «Золушка» и даже не «Красная Шапочка», а, например, сказки о Петтсоне и Финдусе (совершенно замечательные сказки, к слову сказать).

А что изменилось? Во-первых, повествование в книгах, как и в кино, стало более динамичным. После кинематографичного «Гарри Поттера», а также множества произведений современной скандинавской, голландской и немецкой детской литературы, трудно уговорить ребенка почитать, скажем, «Домби и сына». Да какой там Диккенс! Дюма и тот будет скучноват и перенасыщен ненужными деталями и отступлениями. Слишком серьезное интеллектуальное усилие придется сделать, чтобы осилить такой текст! Книжки вроде Яна Ларри «Необыкновенные приключения Карика и Вали» или «Без семьи» Гектора Мало (все то, чем я зачитывалась в детстве) сейчас идут только с приманкой: я начинаю читать их дочери вслух, сопровождаю необходимыми завлекательными пояснениями несколько первых глав, ну а потом, ясное дело, оказываюсь очень и очень занята. Что поделаешь, работа такая. Приходится Асе самой дочитывать.

Во-вторых, современная детская литература стала откровенной и безжалостной. Раньше как? Вот хотя бы у Шварца: сначала Ученого казнили, потом мертвая вода, живая вода — и все отлично, Ученый оживал. Или в кино: недавно я смотрела фильм «Инопланетянин» Стивена Спилберга (1982 год). Так там инопланетянин Ити бессовестно оживает даже без применения дополнительных чудесных средств! Сейчас все иначе. Умер — значит умер, все. Чудес не бывает. Например, недавно читали мы с дочкой книгу «Паутина Шарлотты». Один из главных героев умер, но это даже не стало существенным событием в сюжете книги! Идея такая: все рано или поздно умрут, важно, чтобы это произошло вовремя и не зря.

Квинтэссенцией этого представления о жизни и смерти оказалась потрясающая «Книга о смерти» Перниллы Стальфельт, прекрасно изданная, в твердой обложке нежно-сиреневого цвета, украшенной косточками и черепушками. Эмо должны плакать и выстраиваться в очередь в книжный магазин. На самом деле, книга очень нужная, важная и абсолютно политкорректная. Там простыми словами, сопровождаемыми веселыми, но не пошлыми картинками, даются ответы на все вопросы, которые ребенок, может быть, хотел бы задать взрослым, но не все взрослые способны правильно на них ответить. «Некоторые думают, — говорится там, — что после смерти их ждет Бог. Некоторые говорят, что Бога нет, а после смерти все вокруг черное, другие считают, что черный — слишком мрачный цвет, и представляют себе все синим. А третьи ждут, что вокруг все будет розовым в цветочек. Так или иначе, никто из живых не знает, как оно там».

Если учитывать, что смерть, точнее, страх перед ней, — одна из причин существования искусства вообще, то подобное изменение в детском сознании, отказ от возможности чудесного воскрешения, говорит о многом. Принятие неизбежности смерти и потеря страха перед ней приведут к формированию иной культуры, новое поколение вырастет немножко буддистским. Может, они придумают новую Библию, толерантную и функциональную? Эх, точно жить нам среди инопланетян.

Ну и третье изменение — в составе библиотеки. Новые книжки, как правило, существенно лучше изданы, чем книги моего детства, но даже не это главное. За последние десять лет на русский язык было переведено очень много качественной европейской литературы для детей 6–10 лет — того возраста, который раньше в России был несколько обойден вниманием. Порядочный ребенок, научившись читать, быстро осиливал «Незнайку», «Чиполлино» и еще пару десятков книг для младших школьников и оказывался перед выбором: либо идеологизированная литература, либо книги для более старшего возраста. Я в детстве, правда, очень любила и «Улицу младшего сына», и толстую книжку «Васек Трубачев и его товарищи», и жития советских святых — Гули Королевой, Зои Космодемьянской.

А сейчас? Один немецкий писатель Микаэль Энде — это целый мир. Голландская писательница Анна Шмидт занимает, пожалуй, не меньше четверти полки. Свен Нурдквист разнообразен и очень качественно издан. Все это прекрасно смотрится рядом с Туве Янссон и Астрид Линдгрен. Сейчас есть что почитать. Лишь бы у ребенка было такое желание.