Мария Лебедева

Повесть Екатерины Ждановой — о родителях миллениалов, чье детство пришлось на семидесятые. Воспоминания о дворовой культуре тех лет не идет ни в какое сравнение с тоской по игре в приставку и растворимому напитку «Юппи». Развлечения ребенка семидесятых, казалось, конечной целью имели самоуничтожение. Детишки в рассказах Ждановой плавят свинец, жарят мясо на утюге, запросто садятся в машины к незнакомцам и воруют с подъездного пола линолеум, чтобы скатиться с горки. Атмосфера веселого безделья и вседозволенности — и ни слова об октябрятах и пионерах, о сборе макулатуры и публичном осуждении хулиганов.

Роман Марии Лабыч «Сука» не спекулирует на теме войны, не ударяется ни в одну из крайностей, навязанных поп-культурой в отношении войны. Это не отстраненное смакование насилия, но и не глянцевый вариант, транслируемый с телеэкранов, где накрашенные женские лица игриво глядят из окопов, предлагая отважным солдатам любовь на фоне руин.

В мире, уставшем от призывов выйти из зоны комфорта, стать успешным и продуктивным, книги Энн Тайлер разрешают то, по чему все уже заскучали: просто прожить свою жизнь, без претензий на уникальность и без сожалений об этом.

В русском переводе полное название книги Take a six girls. The lived of the Mitford sisters звучит как «Представьте 6 девочек. Сестры Митфорд: писательница, птичница, фашистка, нацистка, коммунистка и герцогиня» — так, в одно слово, укладывается жизнь каждой из сестер.

Сборники рассказов Павла Пепперштейна допускают двойное прочтение — можно, собственно, читать, знакомиться с текстом линейно, а можно просто, как в детстве, посмотреть картинки: настолько акцентирован визуальный аспект.

Роман Вулицер — не о преодолении, а о принятии. Как жить обычной жизнью, когда те, с кем ты начинал, достигли заоблачных высот?

«Дать поэту свободу говорить о себе на своих условиях» — под этим девизом создавался проект «Частные лица». Первая книга с тринадцатью биографиями поэтов была издана в 2013 году. Второй том — двенадцать автобиографических интервью, зачастую перерастающих рамки этого жанра.

Биография Бронштейна походит больше на одну из трагических уайльдовских сказок о таланте и жестокости. Физик-теоретик, сделавший так много всего за одиннадцать лет научной карьеры (в числе заслуг, к примеру, вклад в создание квантовой теории гравитации), популяризатор науки, писатель, друг Льва Ландау, муж Лидии Чуковской.

Вряд ли существует много людей, способных понять Арно Шмидта без подсказок и объяснений. Тем ценнее вышедшее издание трилогии Nobodaddy’s Kinder, «Ничейного отца дети», где почти половину текста составляют комментарии и едва ли не комментарии к комментариям, путеводная нить в нагромождении слов.

История семейной катастрофы, почти «Господа Головлевы», написанные в одной из параллельных реальностей. И роли играть здесь будут пара безумных цирковых артистов и их дети — лысая карлица-альбинос Оливия, Артуро с ластами вместо рук и ног, Элли с Ифи, сросшиеся в талии сиамские близняшки, и младшенький Цыпа, с виду совершенно обыкновенный.

В детстве Женечка калечил птиц: отрезал лапки голубям. Деловито, старательно уничтожал то единственное, что связывало птиц с землей. У людей же, напротив, он отнимал нечто, над землей превозносящее. Все его жертвы, как на подбор, не были обычными — каждый чем-то да выделялся, отличался от «человека-женечки».

Пак Вансо говорит не о войне, а о жизни в военное время. О том, как впервые пошла сделать прическу в салон красоты. Как умер брат. Как ночами проникали в оставленные дома, пытаясь найти что-то съестное. Жизнь и смерть — настолько здесь рядом, что перетекают друг в друга.

Век обывателей, не терпящих любого отклонения от нормы, принес невообразимое количество смертей. Но речь в этой книге не о войнах, а о трансформации важных категорий человеческого бытия

Семь историй, составляющих книгу Володина, так или иначе связаны с переходом в Бардо. Но главной проблемой романа становится не смерть героев и даже не пресловутая смерть автора — «Бардо иль не Бардо» провозглашает смерть диалога.

Роман-автобиография «Вот идет человек» вышел в Германии в 1945-м, русский же перевод задержался более чем на полвека, но наконец-то читатели могут узнать историю Александра Гранаха, прошедшего войну, бежавшего из плена, прожившего куда больший срок, чем отведено смертному.

Стилистически роман одновременно напоминает произведения Ионеско, «Наивно. Супер» Эрленда Лу, учебники русского для иностранцев и абсурдистские пародии на буквари «Key Words Reading Scheme» — это клиповый текст, состоящий из множества маленьких фрагментов.

Открывая книгу Гракхова, знаешь лишь то, что рукопись — в лонг-листе «Национального бестселлера — 2017». Закрывая — знаешь не больше.

Если перед сном много переводить Набокова с одного иностранного языка на другой, то приснится роман Лены Элтанг. Но это неточно.

Атмосферу по-кинговски мрачную и по-эшеровски парадоксальную, с лестницами, ведущими одновременно вверх и вниз пытается воссоздать «Голодный дом».