Почем вечность для народа?

Мозаика

Кажется, в нашем распоряжении не осталось ничего вечного. Пластиковая посуда, мебель, рассчитанная на год-два службы, техника, морально устаревающая еще до начала своего выхода в массовое производство, одежда, которую нужно менять каждый сезон... Даже искусство подвержено модным тенденциям и ускользает в эфемерность: вместо картин — видеоинсталляции, вместо холстов — цифровые носители, вместо мастерской художника — сайт с архивом работ. Но как ни трудно в это поверить, сегодня еще существуют технологии, практически не изменившиеся за последние пару тысячелетий, и есть искусство, на которое дают вековую гарантию качества. Это мозаика. В нашем городе второй век продолжает свою работу мозаичная мастерская при Российской Академии художеств. Она никогда никуда не переезжала, а методы работы ее мастеров существенно не отличаются от тех, что применяли римляне.

Предыстория

Самой древней известной мозаике около пяти с половиной тысяч лет, она была сделана в Междуречье, геометрический узор из красных и черных глиняных конусов украшал стену. Греки и римляне довели эту технику, «посвященную музам» (от лат. musivum), до совершенства: кубики мрамора, смальты (непрозрачного и очень плотного стекла), камней разных пород и просто гальки складывались в километры роскошных полов, покрытых узорами и фигурами. В Помпеях сохранилась картина, изображающая битву Александра, на одном квадратном дюйме которой можно насчитать 150 мраморных камешков. Но настоящих высот в мозаике достигли искушенные в искусстве византийцы: они стали широко использовать полудрагоценные камни и золотую смальту (листик золота запекался между двумя кусочками стекла) и разработали тот особый пластический язык, которым мозаика отличается от живописи, где словом является камень, а интонацией высказывания — линия. От Византии эта техника перешла к Древней Руси, но постепенно была забыта. Вернул в Россию ее Ломоносов, заново разработавший и технологию изготовления смальт, и способ набора. Но по-настоящему мозаикой стали заниматься лишь в середине XIX века, при Николае  I. Тогда архитектор Огюст Монферран, строивший Исаакиевский собор, посетил Рим и решил, что при нашем влажном и холодном климате именно мозаикой, а не живописью следует украшать стены храма. В 1845 году вышел императорский указ об учреждении мозаичной мастерской, из Италии выписали специалистов, и закипела работа. Собственные стены мастерская получила в 1864 году: прямо за Академией художеств, в саду было выстроено здание, окна которого выходили на 3-ю линию Васильевского острова.

Мозаичка

Почти весь объем мастерской занимает главный зал (11 метров в высоту), в котором и ведутся основные работы — три огромных окна обеспечивают максимум дневного света, на уровне 6 метров идет металлический балкон — чтобы удобнее было смотреть издалека на собственные творения, площадь которых обычно несколько десятков квадратных метров.

- В царское время как работали? Приходил член императорской семьи и с ним казначей принимать работу мозаичиста. Рассыпали золотые червонцы, пока не заполнится поверхность мозаики — вот столько она и стоит. В сталинское время приходил искусствовед в штатском и решал, сколько тебе: 58-10 или дальше. Работали за страх. В хрущевское время оказалось, что работать можно просто за деньги. Потом — уже за хорошие деньги, но чтобы их получать, нужно делать идеологию для начальства. — рассказывает художественный руководитель Мозаичной мастерской академик РАХ Александр Кирович Быстров.

В мастерской жужжат станки, на которых распиливают смальту, в воздух поднимается стеклянная пыль. К стенам прислонены подрамники размером 3 на 6 метров, на некоторые уже натянуты холсты: идет подготовка к новой большой работе, мозаикам «Полтавская битва». Сначала на холстах в цвете будут нарисованы эскизы будущих мозаик, так называемые картоны, и только после их утверждения начнется собственно набор. Каждый кусочек мозаики будет расколот и вручную обработан молотком с четырех сторон, после чего прикреплен на шаблон кусочком обычного пластилина. Так, сантиметр за сантиметром, месяц за месяцем, холст будет переведен в камень. Сегодня мозаики набираются «обратным способом»: после окончания мозаики ее кладут лицом вниз, заливают бетоном, а потом переворачивают и расчищают. Для таких работ с большими мозаиками в мастерской предусмотрены специальные ворота, через которые уже готовое произведение можно вывезти наружу.

На балконе мастерской развернута историческая экспозиция: тут и образцы древнерусских мозаик, которые студенты могут подержать в руках, и мозаика ломоносовского периода, и миниатюрная мозаика, работы мозаичистов прошлого и позапрошлого веков, покрытые стеклянной пылью, скопившейся за десятилетия. Но самые ценные экспонаты, конечно, хранятся в сейфе и достают их по особым случаям: портреты монархов, мозаики из полудрагоценных камней. Некоторые исторические экспонаты валяются буквально под ногами — это смальта, сваренная еще до революции, ее можно узнать по оттиснутым печатям с двуглавыми орлами и еще — по богатству палитры. Приехавшие из Италии мастера варили до 22 тысяч оттенков, сейчас, увы, мы делаем едва ли четверть цветов. Царскую смальту мозаичисты используют до сих пор, роясь в старых запасах в поисках одного единственного кусочка нужного тона и размера. Кстати, смальтоварня находится тут же, в подвале здания. Там при очень высоких температурах стекло варят с солями различных металлов и раскатывают в блины, которые затем остывают в специальных печах.

На балконе оборудовано еще одно рабочее место: за столиком в углу склонился над работой старейший мозаичист Игорь Львович Лебедев, он здесь с 1975 года. Лебедев — тот, кого называют профессиональным наборщиком: набирает мозаику по чужим эскизам. Попал в мастерскую практически случайно: не поступив в академию, начал работать, чтобы быть поближе к alma mater, а затем уже не смог оторваться от мозаики. Сейчас он работает над мозаичной иконой, которую набирает уже второй год. Причем пользуется еще дореволюционными запасами смальты — петербургской и итальянской. Игорь Львович немногословен, и на любой вопрос отвечает, что это слишком обширная тема, чтобы затрагивать ее вскользь:

- Я выбрал для себя одну сферу — искусство исполнения — и за ее рамки не выхожу, набираю плоскостные мозаики, даже за рельефные не берусь, это уже не мое... Церковная мозаика делается не для искусства мозаики. Высшая техника — это когда самой техники не видно вообще, а глядя на мозаику думаешь только об образе... Я не хотел бы затрагивать тему мозаики походя. Здесь куда не копни — все большая, глубокая тема, скорее для книг, чем для репортажей...

Но все же Игорь Львович открыл нам главную тайну: основной инструмент мозаичиста — это палка-ровнялка. По ней сверяют высоту мозаики. Начинающие мастера не видят, как у них «гуляет» высота мозаики, они автоматически приближают мозаику к себе, и тогда им дают «волшебную палочку», прикладывая которую к своей работе, можно себя проверить.

Заказы и заказчики

- Искусство мозаики возникло благодаря монаршей воле. — Продолжает свою экскурсию Александр Кирович Быстров. — Появился Исаакиевский собор, который потребовал такого художественного решения. Это была пора расцвета таких художников, как Брюллов, Бруни, Неф, Басин — великих мастеров. В конце XIX века появилось новое поколение: Васнецов, Нестеров, Рерих, Судейкин — у них уже были иные возможности и задачи. Ведь вначале мозаичная мастерская работала только для храмов, а потом уже появились работы светского содержания. Потому что появились промышленники, которые могли себе позволить такую роскошь как мозаика: Третьяковы, Мамонтовы, Рябушинские, Тенишевы и другие. Так что все решает развитие общества. В XX веке многое ушло, остались краски всего трех-четырех цветов, и появились художники, работающие в такой, упрощенной стилистике. То есть опять социальный заказ неотделим от искусства. В XIX столетии изображали Христа, в XX-м — сменяющих друг друга вождей. Сейчас общество изменилось, пройдя 80-летний цикл отрицания, опять идет обращение к религии. Но сами люди еще не достигли того уровня развития, который был раньше.

Вот к нам сюда приходят разные заказчики. Например, чемпион по баскетболу, сейчас бизнесмен от спорта, хотел сделать в своем пентхаусе в Озерках туалет, выложенный мозаикой. Поскольку полгода он живет на Канарах, здесь ему тоже хотелось солнца и моря, и он мечтал, чтобы ему сделали море, как на картине у художника Левитана «Девятый вал». Я ему говорю: это не Левитан написал, а Айвазовский. Он мне: да ладно, я сам вчера видел в Эрмитаже! Готов был заплатить 20 тысяч долларов, давно, еще в лихие 90-е. Приходил другой заказчик, с Рублево-Успенского шоссе. Рассказал, что у него бассейн строится длиной 25 метров. Так вот он хотел, чтобы в этом бассейне на одном конце были голые бабы золотые на черном фоне, а на другом — черные на золотом. Местные Аль Капоне из Кирова предлагали облицевать баню мозаикой — так же, как у нас, например, облицован храм Спаса-на-Крови. У них ума хватило только на баню.

Мозаичная мастерская простояла закрытой всего несколько лет после революции, но благодаря тому что советская власть решила поставить монументальное искусство на службу идеологии, традиция не была прервана, и в 1922 году здесь снова застучали молотками. Все мозаики московского и ленинградского метрополитена, многих мемориалов по всему бывшему Союзу родом отсюда. И открытые в последние годы станции петербургского метро продолжают эту линию.

- 90-е года — это было что-то вроде чумы, проказы или холеры, которые ничего нового не создали, только разложили, — рассказывает академик Быстров. — На месте мозаичной мастерской хотели открыть рынок, банкиры хотели использовать это помещение под теннисный корт или компьютерный центр. И власти были в растерянности. Но вот со сменой губернатора, город и метрополитен опять бросили спасительный круг мозаичной мастерской. Бюджетные деньги были распределены так, что городу хватило денег на мозаики. Ни церковь, ни частные заказы не могут и не могли вытянуть за собой всю мастерскую, а город смог. И вот мы для города сделали уже несколько новых станций метрополитена. Метро для города — это оптимальный вид транспорта. Поскольку там ежедневно находятся миллионы людей, искусство непременно должно там быть. Несть числа примеров станций без мозаики, но что это дает? Мы должны приходить к людям с искусством. И что нам кризис? Мозаичная мастерская проработала всю блокаду, здесь люди трудились за 125 грамм хлеба и создавали мозаики для московского метро, которые мы видим до сих пор. В 1942 году, когда блокада и война были в разгаре, они делали мозаики, посвященные Александру Невскому и Суворову, победные мозаики. Пример такого служения искусству у нас всегда перед глазами. По сравнению с этим сейчас у нас Золотой век, Ренессанс. Хлеб есть, не бомбят, все живы — что еще нужно?

Мозаичисты

Все художники, связанные с мозаикой, говорят о ней с придыханием. Галина Кадикина, выпускница монументального отделения Санкт-Петербургской академии им. В. Мухиной и аспирантка Санкт-Петербургской государственной академии им. И. Е. Репина, пишет фрески и иконы, но к мозаике питает особую любовь. Ее мозаичные иконы есть в Нижнем Новгороде, Петербурге и Выборге. Она впервые попробовала набирать мозаику еще обучаясь в Мухе, потом пришла работать в мозаичную мастерскую, а теперь выполняет заказы уже сама, в своей мастерской. Последняя ее работа — икона «Преображение Господне» на фасаде Спасо-Преображенского собора в Выборге. Ее размер 2,80 на 1,70 м, лики размером с ладонь, работа над ней заняла почти год, только набор продолжался полгода. Параллельно с работой над иконой Галя выносила и родила сына, и за установкой своей мозаики на фасаде собора наблюдала уже с коляской, оставляя ребенка с мужем, чтобы залезть на леса и лично проследить за тем, чтобы все было хорошо сделано.

- Меня очень радует, что на свою работу я могу дать гарантию минимум сто лет, — говорит Галя, перелистывая на компьютере фотографии своих мозаик. — Это при том, что прекрасно сохранились и древнеримские мозаики: они не потеряли цвет и не боятся перепадов температур и влажности, даже механических воздействий. Выбить камень из мозаики, если она правильно и грамотно сделана, очень сложно. Мозаика очень востребована, хотят ее почти все, правда, не все готовы платить, потому что это дорогостоящая технология. Дорогие материалы (причем, стеклянная смальта стоит дороже натурального камня) и дорогая работа — все делается вручную: набор, обработка, полировка. Мозаика может использоваться практически везде и для этого существует много разных техник. Сейчас ее кладут даже из керамогранитной плитки, правда, она гораздо менее прочная, чем традиционная мозаика. Конечно, такая подмена натурального материала синтетическим не очень хороша, имитация всегда проигрывает.

Галина мастерская — особенно после просторов Мозаичной мастерской — совсем крохотная. Мозаика для Выборга занимала почти весь объем комнаты в полуподвале на Казанской улице, полученной Галей от Союза Художников. Чтобы вынести ее оттуда, потребовалось немало усилий. Сейчас Галя занимается другими заказами, пишет иконы, да и ребенок требует все больше времени и сил, но она по-настоящему увлечена мозаикой и собирается заниматься ей и дальше:

- В мозаике главная красота — в пропорциях, причем в пропорциях самой маленькой частицы мозаики — модуле. Форма каждого модуля говорит нам о многом. Прямоугольный модуль стремится вверх и вниз, квадрат стоит на месте, треугольник — самая подвижная, динамичная фигура и потому самая сложная, на древних мозаиках треугольники почти не использовали, потому что мозаика должна говорить нам о бесконечности. Поэтому если современную мозаику берут и набирают полностью из треугольников, как из осколков, то впечатление у зрителя сразу не то.

- Мозаику хотят освоить очень многие. Сколько людей приходило ко мне в мастерскую и говорили: научи! Я всегда говорю: пожалуйста, приходите. Отсев происходит на второй день. Если человек не приходит, устав от этого за первый раз, то мозаикой он уже больше никогда не будет заниматься. Мозаикой занимаются только зануды. Нужно иметь такой по-хорошему занудный характер: сесть, упереться и сделать, потому что сразу она не дается. Это тяжело физически и эмоционально. Приходится думать над каждым камнем. Ты постоянно решаешь вопросы и исправляешь свои ошибки, причем приходится придумывать, как поправить рисунок, вынув не двадцать камней из мозаики, а два. Бывает, ты колешь камень, а он не встает на то место, куда ты его делал, а ты его уже обработал с пяти сторон. Приходится искать ему место. Этим отличается художественная мозаика от более простой, где просто нужно заполнить орнаментом определенное пространство.

Почти о том же говорит и Сергей Щербак, художник-монументалист, выпускник академии Штиглица, галерист, владелец мозаичной мастерской:

- Я уже несколько лет не писал ничего, кроме картонов для мозаики. Наверное, с того времени, когда я жил живописью в детстве, в художественной школе — дома, рядом с отцом-художником — пришла зрелость, открылось другое видение. Без живописи этого не могло бы произойти. Мозаика — это испытание художника. Не каждый человек сможет сидеть и колоть камень несколько месяцев подряд, ловить ускользающие образы, делать их живыми и, что еще важнее, нетленными. Люди ломаются на этом. А если делаешь мозаику для церкви — трудностей еще больше, всякая мелочь начинает тебя отвлекать, уводить в сторону, словно искушать. Образ Спасителя для храма Рождества Богородицы в Киришах я переделывал заново три раза, только так можно выстрадать подобную работу. Задумываешься о том, с каким «заказчиком» ты работаешь на самом деле. Ну а светская мозаика — это красивое ремесло, которым ты владеешь, и делаешь ее всегда с удовольствием. Главное, чтобы сложилось взаимопонимание с заказчиком. А заказчики, к сожалению, не всегда понимают, что их затраты равноценны моему профессионализму. На дворе XXI век, но заказчики-нувориши у нас по-прежнему ведут себя с художниками, как с обслугой. Стыдно за соотечественников... Мозаика — самое тяжелое и самое ценное среди искусств, не вижу ей равных по выразительности, поэтому и занимаюсь этим. Гонки за участием в выставках — городских, групповых, зарубежных... Я пережил эти детские болезни. Мне нравится любоваться хорошим современным искусством, показывать его в своей галерее, но сам предпочитаю заниматься мозаикой, потому что это трудно и очень ответственно, это моя связь с корнями искусства вообще.

Одна из недавних работ Сергея Щербака — это мозаики для Свято-Алексиевской Пустыни под Переславлем-Залесским. Там находится кадетский корпус для детей-сирот, которые получают прекрасное образование в гимназии. Мозаичные образы Алексия, человека Божия и Богородицы исполнялись на спонсорские деньги, и это был идеальный вариант, потому что у храмов часто просто нет денег на такое затратное искусство.

- Мы смонтировали мозаику на фасады храма накануне Покрова, а утром выпал снег, как и положено. Дети торжественно стояли на утренней службе. Когда видишь все это, ты понимаешь, что работаешь для вечности...

Мастерская Щербака находится в его доме в Шувалово, где он и живет со своей семьей, и работает — на берегу озера, под сенью двухсотлетних дубов.

- Камень завораживает еще до того, как станет мозаикой, это как застывшее дыхание земли. Огонь, вода, камень — это первостихии, что-то изначальное. Поэтому на них хочется смотреть бесконечно, как будто всматриваешься в собственную природу!.. Мы живем в синтетической среде, но нам по-прежнему необходимы свежий воздух, солнце, ощущение дерева и камня, ветра и воды — вот мозаика и дарит нам прикосновение к этому вечному и изначальному.

...Академик Быстров закончил свой рассказ далеко не на радостной ноте. Но поскольку мы побывали у других художников и увидели, что не только мозаичная мастерская тянет на себе груз тысячелетних традиций, то его слова звучат скорее обнадеживающе:

- То, что мы делаем, напрямую зависит от состояния общества. Вот сейчас, благодаря губернатору и городу, мы делаем мозаики. А потом придет кто-то другой и скажет: метро нам не нужно, а мозаики тем более. Затратно это — искусством заниматься. И будем тогда мозаики возить из Туниса или из Китая. Что тогда? А ничего. Мы все будем продолжать жить. Жила Россия до Петра I без мозаики — и ничего. Я считаю, что традиции должны быть живыми, если мы их восполняем с усилием, значит, они уже умирают. Хорошо, что сегодня еще есть молодежь, которая не обращая внимания на нужду, сидит здесь и что-то делает. Пока традиция живет