Музей В. В. Набокова: Гвозди

Многие из местных музейных экспонатов привезены родственниками и друзьями Набоковых из-за границы, а значит, будучи родными самому Набокову, чужды этой квартире. Именно поэтому среди всего многообразия деталей трудно выделить для подробного описания только один экспонат — любая вещица, вырванная из многочисленных мест проживания и к тому же выселенная из собственного времени, становится частью огромного паззла (игры, так любимой семьей Набоковых). Рассматривая экспонаты, мы словно обретаем истинно набоковскую способность пристально вглядываться в «самые стойкие мелочи» единственного родного места, бесконечно перебираемые в «Даре», «Других берегах» и целом ряде других сочинений. И, похоже, концепция того, как соотносить эти разноплановые детали, метко вычерчена, сознательно подчеркнута их расположением.

Так, в зале уникальной коллекции безжалостно распятых булавками бабочек из Музея сравнительной зоологии Гарвардского университета наш взгляд, не успевая устать от привычной смысловой цепочки «Набоков — бабочки — сачок», неожиданно приковывается к стенду с экспонатами, найденными при ремонте в 1999-2000 годах. Среди трогательных одряхлевших находок под стеклом приметна гроздь гвоздей, огромных и ржавых. Похожие мы, кажется, встречали уже многократно. Но именно в этом зале, противостоя хрупкости, эфемерной и нефункциональной эстетичности бабочек, эти гвозди, вынесшие крепко сложенный дом, переживший многих из собственных хозяев, становятся невероятно полным знаком. О бренности бытия здесь нас заставляют задуматься не отлично сохранившиеся бабочки, а изъеденные ржавчиной железяки, кажется ничего не имеющие общего с изяществом этих дверных ручек или великолепием этого наборного дубового потолка. Они надежно приколачивают нас к самой настоящей реальности. Мы сможем оторваться от нее только в следующем зале, когда увидим донельзя сточенные литератором карандаши — еще один инструмент для приковывания новых жертв — читателей, попавшихся в огромный набоковский сачок.

Здесь же, в комнате, где бесполезно отмахиваться от махаонов, среди этой экзотической «бесполезной красоты», нас что-то заставляет размышлять о жертве распятого временем дома. Обители, которую Набоков через всю жизнь пронес в себе как образ единственно родного места. Вся полнота этой сознательной бесприютности, невозможности предать единственную, самую маленькую родину, осмысляется сейчас перед гвоздями, совсем еще недавно вынутыми из тела дома на Большой Морской.

---

Владимир Набоков прожил в доме 47 на Большой Морской улице первые восемнадцать лет своей жизни: во многих смыслах — важный период становления. Здесь он успел написать свой первый сборник стихов, прочитать огромную часть многоязычной домашней библиотеки, всерьез увлечься бабочками. Однако в качестве музея здание это поразительно молодо: музей был открыт только в 1998 году, что можно было считать своевременным подарком к столетию Набокова и по большому счету — слегка запоздалым жестом глубочайшей признательности автору
nabokovmuseum.org