Выставка работ Павла Филонова

• СПб.: Русский музей (Корпус Бенуа) до 13 ноября 2006
• Москва: ГМИИ им. А. С. Пушкина, 5 декабря 2006 — 4 февраля 2007

Павел Филонов. Очевидец незримого

Культурный человек полагает, что…

Нет!..

Человек, полагающий, что культура — это необходимое…

Нет!..

Человеку, полагающему самого себя культурным, необходимо…

Да, а зачем?

Ну, зачем культура человеку вообще, и отдельно взятому (мне, например), в частности?

Ни за чем.

Просто она есть.

Вот, скажем, культурное событие.

Оно становится событием, если человек полагает его необходимым для самого себя. Как он самого себя понимает. В смысле, понимает свое «Я». Поэтому, для одного событие, а для другого — так, время провести. Стало быть, если человек чувствует себя причастным, по самой природе своей, по существу причастным, какому-то «культурному явлению», то вопросов никаких не возникает. (А если не чувствует — тоже не возникает.)

Опасность здесь кроется, на мой взгляд, вот какая: ничего хорошего для человека в культуре нет. Если, он, конечно, не министр культуры.

Потому, что вся она насквозь пропитана тревогой и отчаянием. Вся она взращена на болотистой почве депрессий. Вдоль всего ее магистрального пути незасыпанные могилы подвижников, которые «молчать не могли», оттого награждены теперь номерными поминальными дощечками. (Это которые награждены… А иные — в общих…)

Вот Филонов умер от голода.

Это я на выставке узнал. Которая проходит в Русском музее в корпусе Бенуа. Я пошел на эту выставку чтобы при случае эрудицией блеснуть, а вернулся опустошенный какой-то. Не совсем «в себе». Я ведь довольно долго там просидел, в этих затемненных залах. Удобно очень — пол мягким паласом закрыт, можно прямо на нем и сидеть. Музыка играет. Стены черные. Красивые картины, конечно. Яркие. Но многие люди на них не очень смотрят. Подойдут, наклонятся и тщатся подпись под холстом прочесть — табличку с названием. А не видно ведь ничего — полумрак. Да если и прочтут — «Формула весны», ну и что? Головой кивают, незаметно так, и дальше переходят.

И получилось, что мне не только картины видны были, но и посетители — такие же, как я околокультурные индивидуумы. И довольно странные мы все были. На фоне полотен Филонова, я имею в виду. Некрасивые, во-первых. Неуклюжие, толстые и одеты во все серое, как тати ночные.

Ничего себе впечатление.

Картины (они только и освещены) — как окна в другой совсем мир, талантом и прозорливостью художника сконструированный. Мир гармоничного и отчетливого бытия. А по эту сторону мы — бродим в сумерках и «формул» никаких не понимаем. Ни «любви», ни «весны», ни «космоса».

Он, Филонов, видел что-то, чего не видим мы. Или знал что-то. О бесконечности. И в красках, наверное, пытался это что-то запечатлеть, но сам-то здесь топтался, среди нас. Пока не умер.

Эта бесконечность… Ну, она, как перспектива, что ли в живописи сказывается. У Филонова вместо перспективы — ракурс. Если чуть-чуть его поменять, взгляд поменять, передвинуться, то и объекты на картине сразу меняются. Что-то закрывается, а что-то, наоборот, выпуклым становится. Получается — много картин на одной. Бесконечно много.

Да, и у Малевича тоже бесконечная перспектива («Черный квадрат», я имею в виду — практически сквозь холст, сколько ракурс не меняй), но это как другая сторона той же монеты. Об этом, конечно, пусть искусствоведы судят. Я просто вспомнил, что пару лет назад в этом же помещении его выставка была.

В общем, я так смотрел вокруг и размышлял, пока не начали закрывать. И, уходя подумал: а что здесь ночью происходит?

P. S. И от чего Филонов не уехал из России, когда все уезжали? Вон Шагал уехал и жил себе прекрасно. Известен был и почитаем в Европе. Наша-то земля горазда только рожать таланты, да хоронить, а жить здесь…